Горшок золота

– Божественное Воображение постижимо лишь через мысли тварей Его. Рассудок есть величайшее на белом свете, сказал мужчина, а женщина сказала, что Счастье. Это все мужское и женское, ибо Рассудок есть Разум, а Счастье есть Чувство, и пока не обнимутся они в Любви, воля Беспредельного не в силах принести плоды. Ибо усвоим: от начала времен не случалось ни единой свадьбы у человечества. Мужи обретали пару себе лишь с собственной тенью, не более. Гонялись они за желанием, что брало начало из их головы, и ни один мужчина не познал еще любовь женщины. И жены совокуплялись с тенями своих же сердец, с нежностью думая, что они – в мужских объятиях. Я видел, как мой сын пляшет с Идеей, и сказал ему: «Что это с тобой танцует, сын мой?» – а он ответил: «Веселюсь я с женою, к какой у меня приязнь», – и действительно, очертаний она была таких, какие обычно у женщин, но плясал он с Идеей, а не с женщиной. Затем отправился он трудиться, и тут восстала его Идея, обрела людские черты, облеклась красою и ужасом, пошла в другую сторону и плясала со слугой моего сына, и была в том танце великая радость: личность в неправильном месте – это Идея, а не личность. Мужчина есть Ум, Женщина – Интуиция, и никогда они не сочетались браком. Меж ними пропасть, именуется она Страхом, а страшатся они вот чего: что их силы отнимут у них и больше не бывать им сатрапами. Предвечный сделал любовь слепой, ибо не наукою, а одним лишь чутьем способен он прийти к своей возлюбленной; однако желание – а вожделение есть наука – наделено многими глазами и видит так безгранично, что предъявляет любовь свою в газетах: утверждает, что нет никакой любви, и, несчастное, насаждает свои же обольщения. Кончики пальцев направляет Бог, а дьявол смотрит через очи всех тварей живых, чтоб скитались среди ошибок разума и в своих блужданиях оправдывали себя. Вожделением у мужчины должна быть Красота, но он превратил свой ум в раба и нарек это Добродетелью. Вожделением у женщины должна быть Мудрость, но она сотворила зверя в крови у себя и нарекла это Отвагой; однако истинная добродетель есть отвага, а истинная отвага есть свобода, а истинная свобода есть мудрость, а Мудрость есть сын Ума и Интуиции; имена его также Невинность, Преклонение и Счастье[46].

Произнеся эти слова, Энгус Ог умолк, и некоторое время в пещерке царила тишина. Кайтилин прикрыла лицо руками и не глядела на Энгуса Ога, а Пан притянул девушку еще ближе к себе и глядел в сторону, смеясь над Энгусом.

– Не пора ли девушке рассудить нас? – спросил он.

– Дочь Мурраху, – произнес Энгус Ог, – пойдешь ли ты со мной прочь отсюда?

Тут Кайтилин глянула на бога в великой тоске.

– Не ведаю я, что мне делать, – сказала она. – Почему вы оба меня желаете? Я Пану себя отдала, в его объятиях я.

– Я желаю тебя, – сказал Энгус Ог, – потому что мир меня позабыл. Во всем моем народе нет обо мне памяти. Я, блуждающий среди холмов моей страны, воистину одинок. Я – оставленный бог, запрещен мне мой счастливый смех. Прячу серебро своих речей и злато потехи своей. Живу в расселинах скал и темных гротах морских. Рыдаю по утрам, потому что нельзя мне смеяться, а по вечерам брожу по округе и несчастлив. Где б ни оставил я поцелуй, там спархивает птица, где б ни ступал – там всходит цветок. Но Ум ловит моих птиц в свои силки и продает на базарах. Кто избавит меня от Ума, от пошлой святости Смысла, создателя цепей и капканов? Кто спасет меня от священной нечистоты Горячности, чьи дочери – Зависть, Ревность и Ненависть, той, что рвет мои цветы, дабы украсить свои похоти, и листочки, чтоб увяли они на персях подлости? Се запечатан я в пещерах безвестности, покуда голова и сердце не соединятся плодотворно, покуда Ум не возрыдает по Любви, а Горячность не очистится, дабы принять возлюбленного своего. Тир на нОг[47] – это сердце мужчины и голова женщины. Далеко отстоят они друг от друга. Замкнутые на себе отстоят они, одиноко плещутся меж ними разливанные моря далей. Нет голоса, что в силах докричаться с берега до берега. Ничье око не кинет взгляд, что соединит их, нет такого желания, что сведет их вместе, покуда слепой бог не отыщет их в колышущемся потоке – не как стрела устремляется на поиски из лука, а бережно, неуловимо, как перышко на ветру достигает земли через сотню запинок; не с компасом и картой, а дыханием Всемогущего, что дышит со всех сторон света без всяких забот, непрестанно. День и ночь подталкивает оно снаружи внутрь. Вечно устремляется к сердцевине. Издалека извне вглубь внутрь, трепеща от тела к душе, покуда голова женщины и сердце мужчины не переполнятся Божественным Воображением. Гименей, Гименея! Пою я ушам, что запечатаны, очам, что сомкнуты, и умам, что не трудятся. Сладко пою я склонам холмов. Слепые да смотрят внутрь, не наружу; глухие да слушают шепот собственных вен и да зачаруются мудростью умиления; бездумные да помыслят без усилия, как вспыхивает молния, чтобы длань Невинности дотянулась до звезд, чтобы стопы Преклонения заплясали для Отца Радости, а на смех Счастья отозвался Голос Благословения.