Горы дышат огнем

Бай Горан был замечательным рассказчиком, и мы не раз заставляли его повторять свои истории. «Оставьте, вы ведь уже все знаете!» — «Да мы, бай Горан, с удовольствием можем слушать тебя хоть сто раз!» По привычке, приобретенной в тюрьме, бай Горан садился, поджав под себя ноги, и раскачивался взад и вперед... Вот, спасаясь от ареста, он прыгает с крыши на крышу. Вдруг крыша проваливается, а внутри — люди! Поднимается страшный переполох, но ему все же удается бежать. В другой раз, утопая в грязи рисового поля, он на спине вынес товарища, сломавшего ногу. Шел из последних сил, но товарища не бросил.

Как сказки обычно начинаются словами «в некотором царстве, в некотором государстве...», так и бай Горан обычно начинал:

— Остался я без денег, только каких-то тридцать тысяч болталось у меня по карманам...

— Ну и гений! Говорил же я вам! С тридцатью тысячами он был без денег! — кричит Асен.

— Подожди, подожди, горемыка!.. И вот я думаю: кого бы пощипать? Жертву-то я всегда мог найти, но дело не в деньгах, я должен был получить удовлетворение, что поступил правильно. И вот решил: навещу-ка я Косту — начальника отделения уголовного розыска. Это его группа всюду за мной гонялась. Я знал, что он большой скупердяй. Деньги наверняка держит дома. Старый холостяк. Можно было бы и убить его, но зачем? Деньги для него ценнее жизни. Все я изучил досконально. Вообще-то я любил работать в одиночку (если у тебя есть сообщник, значит, о твоих делах будут знать все), но на этот раз другого выхода не было. Один мой приятель был знаком с Костой. Я и говорю приятелю: пригласи Косту на именины и попотчуй как следует. Этот скупердяй был страшным обжорой и как дорвется на дармовщинку — за уши не оттянешь... У Косты был свой дом, жил он в нем один. Собачонка затявкала было в темноте, но я ее знал, подкинул ей кусочек мяса, и она вцепилась в него... Смотрю — форточка открыта! А мне этого достаточно. Полез я по водосточной трубе, открыл окно... В доме у него — полный порядок. Просмотрел ящики стола, шкафчики — мало. Только шестьдесят тысяч! Не может быть, чтобы у этого кабана больше ничего не было! Ага! Умник-разумник! Положил их между простынями. Меня не проведешь! Работаю спокойно. Как только ножиком открыл гардероб, сразу же сказал себе: здесь они! Двести тысчонок! В пачках, большей частью совсем новенькие. Мне очень нравятся немятые деньги. Чистые.

У одних моих знакомых была служанка. Она ходила убираться к Косте, но только когда тот бывал дома: боялся скупердяй, как бы она чего-нибудь у него не украла. Так вот, эта служанка позже рассказывала, как Коста бегал из спальни через переднюю в кухню и обратно. Бегал и кричал: «Боже, боже, двести шестьдесят тысяч!.. Боже, боже, душа горит!.. Боже, боже, что за наказание?..» Служанка, которой такие деньги и не снились, говорит: «Да ты что, бай Коста, спросонья, что ли? Ты знаешь, что это такое — двести тысяч?» «Замолчи, не подливай масла в огонь!..» — кричит...

Бай Горан хватался за живот, будто корчился от боли, и начинал раскачиваться, как веселый дервиш, если только вообще бывают веселые дервиши. Мы тоже давились от смеха.

— Вот так-то. Зачем ему столько денег, этому дерьму?..

Артист бай Горан, виртуоз. Большой души человек!

Знаю, кто-нибудь может заметить: зачем рассказывать о человеке такое? Но он сам незадолго до своей гибели говорил мне:

— Э, Андро, а ты не рисуешь вокруг наших голов тарелки, как на иконах? Будешь писать, как было дело, пиши правду. Меня тошнит от елейной писанины!

И я не мог ослушаться одного из тех, кого больше всего любил...

Во все свои ранние набеги бай Горан вкладывал социальное содержание. Старая закваска помогала ему и теперь. Полиция свирепо преследовала его. Все ятаки бая Горана были прогрессивными людьми, и хотя он был беспартийным, но стал совсем нашим. Любому своему замыслу он придавал политический смысл. Так, заприметил он одного кассира гитлеровской организации, которая строила дорогу через Рупелское ущелье. Точно разузнал, когда кассир берет деньги в Софии, где останавливается в Дупнице (Станке Димитров) и так далее. Эти народные деньги бай Горан предложил использовать в интересах народа. Мы согласились и дали ему в помощь одного ремсиста. «Комиссарик... Не учи ученого. Хорош этот парень, хорош, только не для такой работы!» Проследили они немца до Дупницы. Бай Горан разработал план, однако наш парень решил отличиться сам, и их засекли. Еле ноги унесли.

— Да, не каждый человек годится для этой работы! Три миллиона улыбнулись, будто из рук у меня их взяли, — вспоминал бай Горан.

— Ладно, а почему вы не напали на него в поезде? — сердился Пенко.

— Не грабитель я. И шума не люблю поднимать...