Горы дышат огнем

Бойцы стремились к действиям, как к жизни и радости. «Руки у меня чешутся схватить какого-нибудь жандармчика! — смеялся бай Горан и тут же ворчал: — Храбры мы на язык у печки!» «Ну, этой весной мы им зададим трепку!» — убеждал всех Тошко. А миловидный Пенко щелкал зубами и рычал, как настоящий матерый волк. Ему очень хотелось иметь устрашающий вид: «У-у-у, зло меня берет на фашиста!»

Паренек казался все таким же малолеткой, хотя за осень и зиму он подрос. Пенко подозревал, что мы все еще считаем его ребенком, и старательно доказывал, какой он опытный боец. Он мог узнать твой голос, даже увидеть тебя, но если он стоит на посту, то обязательно потребует: «Стой! Пароль!», а потом примирительно скажет: «Смотри, как бы я не всадил в тебя пулю. На посту я дружбы не признаю!» Он был крепенький, но иногда сил ему не хватало, и он выдерживал только благодаря своему детскому — нет, уже мужскому — упорству...

Как не вспомнить и наш «кошатник»! Это, конечно, несерьезное занятие, но у нас было и такое. Первого марта устроили вечер встречи весны, а поскольку в эту пору начинают свои вопли коты, то мы и назвали его кошатником.

Я сочинил куплеты и пел их с невидимой гитарой в руках на мотив одной противной песенки, которую запускали по радио тысячу раз в день.

Гитлер хочет взять весь мир,
Только вряд ли хватит сил.
Завладел Европой — да,
А Россией — никогда!

— Никогда! — ревели полные энтузиазма «коты».

Венгрия — страна вина,
Ни к чему ей та война.
Будто дева пресвятая,
Перед миром выступает.

Могли ли мы оставить без внимания и «нашего министра», болгароубийцу?

Дочо Христов мечет, рвет —
Шеф жандармов ввел террор!
Но народ ружье берет,
Чтобы дать ему отпор.

Не очень смешно, правда? Но тогда это сходило...

Стефчо предлагал проводить операции в бурю и снегопад. Мы возражали ему, зная, что представляют собой в это время мрачные лопянские овраги. Антон не хотел рисковать: он чувствовал себя в ответе за всех. Сейчас я думаю, как это неукротимый Велко не настаивал на немедленных действиях? Он, как и другие, считал, что за одну ночь мы не успели бы осуществить операцию и вернуться. А как провести день в голом снежном поле?

И нам с Колкой нельзя было спускаться с гор, чтобы вести апостольскую работу. Конечно, рядом со своими товарищами мы чувствовали себя лучше всего, но ведь и в селах мы были в безопасности: нас двоих всегда укрыли бы! Не говоря уже о том, что в селах нас куда лучше кормили, да и встречи с людьми давали нам много неожиданной радости. Однако мы должны были подчиниться, как бойцы, чтобы не подвергать опасности всю чету. Живую связь с околийским комитетом мы поддерживали через Коце.

Теперь я считаю, что действовать все-таки можно было. Дух отряда, дух четы требовал этого. Конечно, легко быть умным задним числом. Не раз мы теперь говорим: «Сейчас бы нам в партизаны!» Изучив опыт партизанского движения в мире, мы переосмыслили и свой...

В один из тех дней пришел Коце. Я вспоминаю об этом, читая четвертое письмо от Веры: «Я очень рада, что могу тебе написать. Рада, что ты жив и здоров. Твое письмо, посланное к моему дню рождения, я не получила, но думаю, что оно еще придет... Очень мне хочется побывать у тебя. Если наши меня отпустят, я сразу же приду... Мне тяжело без тебя, но скоро мы увидимся и будем счастливы». Еще одно свидетельство того, какими мы были оптимистами! «Я не думаю сейчас, что мне грозит что-нибудь плохое. Будь спокоен за меня». Будь спокоен. То же самое писал и я: будь спокойна... И мы не рассказывали о пережитом, щадили друг друга.

«Ботинки 46-го размера готовы. При первом же удобном случае я постараюсь, чтобы они нашли применение. Пусть этот человек напишет несколько строчек, если это возможно». Ура! Еще немного — и Колка их получит!

— Кричи «ура»! Вера пишет, что тебе сшили ботора́.

— Э-э, хватит!

— Вот, слушай! Осталось только их переслать...

Колка слушает, но уже не верит — достаточно он натерпелся:

— Оставь это дело, Андро, и скажи Коце, чтобы принес какие-нибудь цырвули.

— Ладно, а насчет ботинок не сомневайся...

Боже, что за пророк! Он не был прав и оказался прав: он получил эти ботинки накануне отправки на фронт. Правда, он тогда обул армейские, но зато, когда вернулся живым и здоровым, эти ботинки явились для него хорошим подарком. В них он поехал на учебу в Москву... История одной пары ботинок!

...Гошо, улегшись на спине, пел «Ж’атандр тужур тон рётур...»[113], а я думал о Вере. Она написала мне: «За прекрасную весну, которая наступает! Люблю тебя. Всегда твоя...»

Из белого мрака неожиданно возникают трое незнакомцев.

— Здравствуйте, товарищи! — И застывают у входа. Застываем и мы. Однако через мгновение бенковцы разражаются криками:

— О-о! Максим, Маршал, Святой Петр!..