Горы дышат огнем

Лила, помнишь, как тебя любил Петр? Он очень страдал, но твоей вины в этом не было. Сердцу не прикажешь. И вы остались добрыми друзьями... Да, ты не знаешь, что его расстреляли... Если бы люди встречались в бессмертии...

Неужели у нее действительно нет парня? Если очень близкий человек не говорит тебе об этом сам, его не спросишь. Лучше всего сейчас пошутить.

— А ты помнишь свое обещание? Я хочу верить, что ты будешь кумой на нашей свадьбе.

— Посмотрите-ка на него! Разве я когда-нибудь отказывалась? А ты уходишь в партизаны, но носа не задирай! Я еще буду крестной матерью ваших детей, если хочешь знать!

— Нос я, конечно, задираю, но не настолько, чтобы отказаться от твоего кумовства.

Как-то вдвоем мы зашли к Вере. Это была прекрасная бесконечная ночь. Лила осталась ночевать, а я должен был уйти. Разговорам нашим не было конца... Тогда мы и приняли это решение — породниться. Предложила это сама Лиляна с присущей ей душевной щедростью, и кто не знал ее, удивился бы тому, как серьезно она сказала это. Ее жизнь висела на волоске, а она...

И мы вспоминали тебя, крестная. Но ты была уже очень далеко, в истории. Однако мы все равно назвали тебя крестной матерью Владимира, а потом наша дочь стала носить твое имя. Сегодня, Лила, она уже старше тебя...

— Всему приходит конец. Даже проводам в горы! — говорит Лила и высвобождает свою руку.

Мы дошли до садика у вокзала Перловец.

— Это я тебя проводил. Мои проводы состоятся в другой раз.

— Нет, братец, хватит. Больше не увидимся.

Почему я не закричал тогда, чтобы развеять страшную вещую силу этих слов? Кто знал, что они станут непоправимой реальностью?..

— Все ясно, не так ли? Самое главное: новый районный комитет РМС, как и партийный, должен объединить ранее существовавшие организации. Скажи Велко...

Энергичный распорядительный тон очень шел ей.

— Ладно, а ты береги свою голову — это моя последняя заповедь.

— Голова эта твоя. Нет, нет, она не только твоя...

Я обнимаю ее голову, прижимаюсь к щеке. Встряхиваю Лилу за плечи.

— Ну, до свидания, братец! Большой привет товарищам. И возвращайся живым и здоровым!

— До свидания, Лила! Буду ждать тебя в горах!

В глазах Лиляны отражается свет фонаря, висевшего над нами. Лила едва заметно грустно улыбнулась, склонив голову.

— Хорошо бы! Душа моя рвется в горы, но ведь ты знаешь...

— До скорого свидания! — поднял я руку.

— До скорого! — помахала она в ответ.

Лиляна направилась по улице Раковского в сторону церкви, прижимая левой рукой сумочку, в которой лежал пистолет, так, чтоб он был у нее под рукой. Она то и дело оборачивалась, махая мне рукой. И внезапно исчезла в темноте.

Кто знал, что больше мы не увидимся, что прощаемся навсегда?.. Или нет — почему я не смог предупредить ее, чтобы в тот черный день не ходила она по пловдивским улицам, чтобы не открывала дверь в тот барак, где ее увидел предатель? Почему не прибежал я из Свиштиплаза, чтобы помочь ей в тот час, в те бесконечные двенадцать часов, когда она, имея стольких друзей, осталась одна и вела бой с сотней вышколенных убийц?..

Мы вновь с нею встретились в один из первых дней[15] — яркий, солнечный, величественный. Весь народ высыпал на улицы. На Орловом мосту толпы людей. Какая-то девушка раздавала фотографии. Я протянул руку...

Нет, я не упал. Возможно, я устоял на ногах только потому, что весь был увешан оружием. Много смертей я пережил, но эту... Чтобы никто не заметил охватившего меня горя, я ушел подальше от толпы, в глубь парка, и присел там на уединенную скамейку. Я смотрел на нее. Ослепительный день померк, и опять была та самая ночь, и опять она махала мне рукой, то исчезая вдруг, то появляясь вновь... Лиляна Димитрова!.. Член ЦК РМС. Лила, все такая же... живая; всего миг назад она поправляла рукой непослушные волосы...

Опять был митинг. Они возникали тогда ежеминутно, на каждом перекрестке. Повсюду гремело «ура», звучали призывы, песни. Эта радость показалась мне жестокой... Но чем виноваты люди?.. А может, и в самом деле виноваты? Чем кричать сейчас, лучше бы они уберегли ее тогда...

Я мучительно старался вспомнить, где я был в тот день, в тот проклятый день двадцать седьмого июня, что я делал в двенадцать часов, когда она погибала. Разве это было так уж важно? Но я старался вспомнить.

Внезапно что-то разделило нас. Лиляна была уже не такой, какой я ее знал. Она на глазах становилась другой. Великой. Недосягаемой. Будто и близкой и в то же время такой далекой.

Потом началось новое, внутреннее сближение. С живым человеком всегда что-то может разделить, с бессмертным — ничто. Ничто, даже само слово «бессмертный», которое звучит торжественно и поднимает человека на пьедестал.

Лила, я и сегодня, как в ту ночь, чувствую твой локоть. Мне иногда кажется, будто ты просто работаешь где-то в другом месте, и все время получается так, что нам не удается встретиться. Со многими так бывает, и я верю, что мы еще встретимся. Верю, как и тогда.