— Думать-то думаю, да денег не надумаешь. Ваш хозяин от этого не разорится.
— Так не будете платить?
— Насколько можно предвидеть — нет! Но если хорошенько попросите, могу отдать вам ломбардную квитанцию. — Он невинно посмотрел на взволнованного коммивояжера. — Купил я полотно за сорок форинтов, получил за него двенадцать. Стоило. Ничего не скажешь, деньги хорошие, и помощь от них мне была хорошая, хотя я думал, что полотно дороже стоит. Я думал, что полотно за сорок форинтов стоит по меньшей мере пятнадцать форинтов. Ну, ничего не поделаешь. Прогадал три форинта.
Коммивояжер распахнул дверь и крикнул:
— Мы еще проучим вас!
— Свою мать родную проучите, почтеннейший!
И он продолжал спокойно стучать.
…Бывали времена, когда Фицек переставал надеяться на сыновей и его мучил вопрос, что же будет, когда они вырастут. Он принимался то за одного, то за другого и хвалил всегда не того, с кем он разговаривал.
— Напрасно воспитываю я тебя! Ты все такой же непослушный, ах, Пишта, Пишта! И будешь ты плакать там, где никто тебя не увидит. В изодранных брюках будешь ходить и тележку толкать на улице. Десятью пальцами захочешь меня выцарапать из-под земли. Но тогда уже будет поздно. Посмотри на своего брата Мартона. Почему и ты не ведешь себя так? Ведь ты смеешься над твоим отцом, который мучается ради тебя, работает, чтобы у тебя был кусок хлеба.
Через час он принимался за Мартона.
— Очень воображаешь о себе, сынок. Думаешь, что ты уже умнее своего отца? Черт бы побрал твою школу! Этому тебя там учат? Там будешь плакать, сын мой, где тебя никто не увидит. Выцарапал бы меня из-под земли, да уж поздно будет. Посмотри на Отто, почему ты не берешь с него пример? Да ведь тебе начхать на отца, который всю жизнь положил на тебя. Уйди с глаз долой, не то такую затрещину получишь!..
Иногда он поучал сыновей совсем иначе.
— Ты, Мартон, мой самый хороший сын. Знаю, что и последний крейцер отдашь своему отцу. Знаю. Пойди сюда, мое самое лучшее дитя. — Фицек целовал его. — Не бойся, бог тебя не забудет…
…Как-то вечером пропал младший сын — Бела. Ему было два года, и, когда семья собралась лечь спать, вдруг спохватились, что мальчика нет нигде. Разыскивали его у соседей, у лавочников, на улице, все напрасно: Бела пропал. Вспомнили Лайчи и в ужасе забегали повсюду. На безлюдной улице раздавался голос г-на Фицека: «Бела, Бела!»
Он побежал в участок. Иногда случалось, что какой-нибудь ребенок пропадал и его находили в участке: там он дергал за усы игравших с ним полицейских. Но в участке его не было. Позвонили в «Скорую помощь»: не увозила ли она двухлетнего мальчика? Звонил полицейский, а г-н Фицек с женой, бледные, стояли и ждали ответа.
— Алло! — кричал полицейский в телефонную трубку. — Это двадцать пятый участок. Пропал двухлетний мальчик… Да… Не было у вас такого случая? Из Йожефского района… Алло!.. Алло!.. Да, да… Спасибо! — Положил трубку и сообщил родителям: — Нет, и в «Скорой помощи» не знают о нем.
В полночь вся семья в изнеможении сидела вокруг керосиновой лампы. Изредка гудел голос г-на Фицека:
— Почему мы не смотрели за ним? Сыночек мой, Бела!..
Жена плакала, по ее бледному лицу катились слезы. Ребята беспомощно озирались вокруг: «Нету больше Белы!» Никто не двигался. В усталой тишине однозвучно тикали карманные часы, положенные на стол. Час ночи.
— Папа, он здесь! — закричал вдруг Пишта.
Подбежали. Вся семья столпилась вокруг кровати, заглянули под нее — и действительно: Бела, одетый, спал там. Видимо, ему захотелось спать, и он залез туда, не найдя нужным предварительно заявить об этом.
Мальчонку осторожно вытащили, он не проснулся. Мать положила его в свою кровать и неожиданно засмеялась, нежно и радостно. Голос ее звенел от счастья. Смеялись г-н Фицек и ребята; даже лежа в постели, они еще покатывались со смеху. Спокойно, ни о чем не подозревая, спал только Бела.
Почта принесла повестку, маленькую зеленую повестку с надписью: «Судебная повестка». Г-н Фицек вертел ее, смотрел на нее.
— Это из-за бойкота, — пробормотал он.
Ночью он посоветовался с женой, потом заснул. На следующий день в суд они пошли вместе. Со скоростью курьерского поезда вынесли приговоры сорока пяти обвиняемым. Г-н Фицек не желал узнавать Новака, а Флориану бросил только: «И надо это было вам?!» Г-ну Фицеку присудили всего-навсего три дня или штраф в пятнадцать форинтов по статье «за нарушение порядка».
Тогда г-н Фицек встал и сказал следующее:
— Милостивый господин председатель, разрешите, чтобы вместо меня отсидела моя жена. Вот жена здесь стоит позади меня.
Председатель суда удивленно взглянул на него и коротко ответил:
— Нельзя!
Господин Фицек почесал себе затылок.
— Это, разрешите сказать, великое несчастье, потому что работаю я, а если я буду сидеть в тюрьме, то семья, извольте видеть, подохнет с голоду. Детям моим легче обойтись три дня без матери, чем без меня. Уж вы дозвольте, пожалуйста.
— Я сказал вам, что не полагается!