Господин Фицек

Господин Фицек в самом деле работал прилежно. Он не ходил в кафе знакомиться с заказчиками, доставать заказчиков. Даже по воскресеньям стучал он по подошве. В обед сказал, потянувшись:

— Пойди сюда, сынок, пройдись по моей спине.

Сынок подошел, г-н Фицек лег на пол, и сынок босыми ногами стал прогуливаться по спине отца. Г-н Фицек стонал:

— Не знаешь, сынок, как это мне полезно… Еще походи…

Сынок походил еще. Тогда отец встал и, сонно моргая, сказал:

— Ну, мать… готов обед? Да? Тогда подавай!

Мать поставила тарелки в ряд, около них положила ложки, большой нож, «чтобы было чем резать», затем из кастрюльки разлила суп по тарелкам. Мозговую кость получил глава семьи, который выколотил мозг на хлеб и, чтобы не остыло, дуя и обжигаясь, быстро проглотил жирный мозг.

— Как сидишь за столом? Ты, палач, не клади локти на стол! Сто лет учу вас вести себя прилично, а вы все еще как свинопасы!

Жена Фицека поставила на стол мясо. Ребята голодными глазами смотрели на дымящееся кушанье. Г-н Фицек отрезал свою порцию, не меньше трети, а оставшееся жена поделила между детьми. Все ребята смотрели не в свою тарелку, а в тарелку соседа, какой тот получил кусок; сравнивали, прежде чем приступить к еде.

— Банди получил больше, — сказал Пишта.

— Так перемени, — сердито ответила мать.

— Не дам! — закрыл Банди руками мясо.

— Нет, дашь! — орал Пишта.

— Нет! — вопил Банди, поднимая тарелку.

Пишта рукой хотел залезть к нему в тарелку, но Банди сразу впихнул в рот весь кусок.

— Как вы ведете себя за столом! — прикрикнул на них г-н Фицек, ни на минуту не переставая есть. — Я сейчас наведу порядок!

Спор по поводу мяса прекратился.

Пишта лихорадочно ел. «Когда я буду большим, все мясо съем, никому не дам», — подумал он.

После обеда г-н Фицек закурил «вонючку» — так назывались самые дешевые сигары — и лег на постель отдохнуть немного в честь воскресного дня.

— Не шумите, — сказал он, — а то на ремни разрежу всю кожу с ваших спин.

Ребята ходили на цыпочках, потом собрались и пошли в парк.

Господин Фицек проснулся. Ребята уже ушли, он был один с женой. Подозвав ее к себе, он улыбнулся и заговорил:

— И все-таки, Берта, мы не должны жаловаться. Не сегодня-завтра ребята вырастут. Отто станет литографом и в первый же год будет зарабатывать восемь форинтов в неделю. Мартон тоже подрастет, остальные тоже… пятеро мальчишек. Только бы мне до тех пор выдержать, когда заживем спокойно. Из Мартона адвоката сделаем, — сказал он, обернувшись к жене. — Очень умный парень, весь в отца… видишь, как считает: адвокатом будет, второй Важони. Буду я еще в собственном экипаже кататься по Штефании… Почему? Ты думаешь, что этого быть не может? А кто такой отец Важони? Сапожник! Да, сапожник. И сейчас его мастерская находится на бульваре Терез. Думаешь, что он лучший сапожник, чем я? Ну вот!.. Из Мартона еще может выйти второй Важони, только бы он вел себя как следует, — и, посмотришь, мы с тобой еще покатаемся по Штефании… Может, я не заслуживаю? На старости-то лет? Мало я спину гнул?

— И я немало поработала…

— Ничего не скажу, Берта, но это все-таки другое дело. Я зарабатываю на жизнь, а ты вместе с ребятами потребляешь. Я не говорю, что это не работа, — конечно, работа… Ну, ты готовила, стирала, гладила…

— И я, — перебила его жена, — все-таки не думаю о том, чтобы кататься по Штефании. Пусть другие катаются. Для меня достаточно, если мои дети будут счастливы.

— А что, им худо будет от того, если их отец покатается немножко? Несчастный ты человек, коли так говоришь! Этим только сыновей испортишь, испортишь то, что я долгие годы воспитывал в них. Ты думаешь, каждый умеет воспитывать детей? Совсем не каждый! Я вот умею, Берта. Что самое главное в воспитании детей? — Г-н Фицек, сидя на краю кровати, стягивал носок. — Чтобы родители имели авторитет у ребят. Поняла: ав-то-ри-тет! А у меня есть авторитет! Только посмотрю на них, как они уже со страху в штаны напустили! Верно? Ну вот, видишь!.. И чем я добился авторитета? Тем, что бил их. Детей надо бить. Без битья хороших детей не вырастишь. Собак дрессируют тем, что бьют, а у них меньше ума. Но надо знать и то, когда их бить и как. Для битья всегда причина найдется, ну, а если и не найдется, все равно раз в месяц надо отхлестать, не то потеряется весь авторитет. А это ведь самое главное… Слушай, Берта, я только две недели был солдатом: из-за плоской стопы меня выгнали, но за эти две недели капрал раз двенадцать давал мне пощечины. Почему? — спрашиваешь ты. Может, я особенно плохо вел себя? Нет. Он всех бил, не только меня. Почему? Ради авторитета. Потому я и говорю тебе: если уж порешь чепуху, то хоть не перед ними, лучше только мне говори. Вот и буду кататься, у меня есть на это право! Кто их кормил? Кто их воспитал? Я! Значит, есть у меня на это право. Буду кататься по проспекту Штефания. Буду!.. А до тех пор тихонько проживу в этой мастерской. Не нужно мне никакого предприятия. Я все возлагаю на своих детей. Они будут моим предприятием. Их никто не может отнять. На старости лет буду кататься по Штефании.