Господин Фицек

«Господи боже мой, взгляни ты хоть раз на меня! Я уже все испробовал. Был я сапожником, держал подмастерьев, честно трудился, взял учеников, работал на Поллака, бойкотировал, ходил к Важони… Господи боже мой, что же мне еще-то сделать? Разве такой человек, как я, может сделать больше этого? Ведь, честное слово, не может!» — «Нет, — отвечает ему господь, старец с белоснежной бородой, и затем указывает рукой на табуретку, стоящую у его ног: — Садись, Фицек. Ну, на что ты жалуешься? Расскажи, не бойся. Я хоть и все знаю, но все-таки и тебя хочу послушать». И Фицек садится у ног бородатого бога, некоторое время борется со слезами умиления — что вот, дескать, бог, который даже главнее короля, и то разговаривает с ним, даже усаживает его… Фицек опускает голову, сначала не может произнести ни слова, слезы сжимают ему горло, и такой блеск окружает белоснежную голову господа, даже в глазах рябит. Но, наконец, он все-таки берет себя в руки и отвечает: «Послушай, господи, у меня пять человек детей, пятеро живых детей, которых надо вырастить… Жена уже ходит стирать по чужим, мало ей, бедняжке, работы дома, да и я еще ругаюсь с ней… Признаюсь, что сегодня я был неправ: ведь она не виновата, что галстук помялся. Но ведь я так боюсь, что этот Вельдеши не возьмет меня. Господи боже мой, сделай одолжение… Видишь, был я сапожником, хотел основать предприятие, сделал все, и пришел Кобрак. Ну ладно, я отказался: может, и ты, господи, желал, чтобы Кобрак продавал ботинки дешевле меня и чтобы я не мог конкурировать с ним. Кто знает твои намерения?.. Я примирился и, видишь, хотел только починять дырявые башмаки, даже с Кобраком условился, понимаешь, господи?.. И не вышло. Не вышло ни с Поллаком, ни с учениками: пришла механическая починочная. Я уже не спрашиваю, почему могли они, а не я, — тебе лучше знать, что ты делаешь. Я только одного прошу: сделай, господь мой… у меня пятеро детей, я каждую неделю вношу квартирную плату, жена по чужим стирает… я только одного прошу. Я работал десять воскресений и четыре будних дня у Вельдеши помощником кельнера, один раз заработал три форинта восемьдесят пять крейцеров, вернее… нет, тебе я могу правду сказать: четыре форинта восемьдесят крейцеров. Я только боялся, что мне позавидуют, и поэтому соврал, но тебе я могу правду сказать… Словом, я хочу, чтобы господин Вельдеши взял меня на постоянную работу и чтобы я в среднем зарабатывал в день два с половиной… ну ладно, я не жадный, хотя бы два форинта заработать в день… Два форинта — ведь верно, это не много на такую большую семью?.. Господи мой, посчитай сам! Квартира — шесть форинтов в неделю… ну да, потому что плачу каждую неделю, и на харчи в день нужно самое меньшее форинт. И что остается?.. На одежду, сигареты в неделю остается один форинт… Ну ладно, признаюсь честно, что и Отто зарабатывает в неделю три форинта, да и Мартон приносит иногда по форинту, да ведь много ли это?.. Пусть, я не хочу скрывать от тебя, и жена стиркой зарабатывает три форинта в неделю, но она же надрывается, бедняжка! Ведь не можешь ты, господи, желать, чтобы она стирала по чужим… Видишь, как туго приходится. А ведь остаются еще освещение, отопление, одежда… И мне иногда нужен черный костюм; не могу же я в сапожном фартуке пиво подавать, верно ведь? И так у меня неприятности, что я сапожником был, трудно мне работать… И ведь я ни на что другое не трачу, не пью, только что в день выкуриваю несколько дешевых сигар, коротких, вонючих, скверных… Сколько раз думал я о том, что хоть «Порторико» буду курить, но средств на это не хватает, и только раз, один раз я курил «Британику», всего-навсего один раз за шестнадцать лет. В кино мы не ходим: ни я, ни мои ребята, и в театре я был только однажды с женой, да и то всю ночь пришлось спать на улице. Видишь, господи!.. Мартон тоже подрастает. Отто совсем уже молодой человек. Не могут же они в тряпье ходить!.. Но ничего! Как-нибудь проживем, пока ребята подрастут, только бы господин Вельдеши взял меня. А когда ребята вырастут, они будут меня содержать… Сделай, господи боже, очень прошу тебя… У меня пятеро детей… замолви Вельдеши несколько теплых слов за меня. Жена моя по чужим ходит стирать, а я столько страдаю, что лошадь бы не выдержала!»

И тогда господь бог погладил г-на Фицека по голове и сказал: «Ступай, Фицек, будь спокоен! Я поговорю с Вельдеши. Ты в самом деле много страдал. Жаль, что ты не вчера пришел. Ну, ничего! Иди же, Ференц Фицек, я уж придумаю что-нибудь. Обещаю тебе, что ты будешь кельнером».

Тут г-н Фицек хотел поцеловать господа бога… и вдруг услышал крик:

— Чтоб господь бог лягнул такую скотину! Прямо под лошадь лезет! Ослеп, что ли? Ты, осел! — орал извозчик.

Господин Фицек отскочил и пустился бежать до самого парка и вошел к Вельдеши.