Господин Фицек

— Прошу прощения, господин Новак, если оскорбил вас чем! Я, право, не хотел. Кхх… — Он продолжал умоляющим плаксивым голосом: — Посмотрите, пожалуйста, городской совет с нами и разговаривать не желает.

— Ну и не желает, — застегивал Новак пальто. — Какое мне дело: вы снабжаете мылом или другой? Какое до этого металлисту дело? Вы не вмешиваетесь в нашу забастовку, вам все равно, за кого Важони? Ну и мне никакого дела нет до вас!

— Но ведь Важони демократ…

— Да катитесь вы с этой ерундой о демократии, господин Швитцер! Что я, из деревни, что ли? Демократом себя называет, так его непременно избирай? Черта с два! Что же касается снабжения… Так нет мне никакого дела до ваших снабжений! Поняли?

— Но вам есть дело до того, что в моей лавке оборот увеличивается и я смогу дешевле продавать товары! — крикнул Швитцер и победно закончил: — Ликер, «укрепляющий желудок»!

— Мы и об этом позаботимся, — сказал Новак спокойно — Организуем кооперативы, они как можно дешевле будут отпускать товары. Четыре стаканчика… Прошу сдачи…

Швитцер едва выдавил слова:

— Кооператив… Кхх… Четыре стаканчика, — он вытащил ящик с сахаром, посмотрел в него и быстро задвинул, — четыре стаканчика, двадцать крейцеров. Слышал, слышал об этом… Кхх… пффу!.. А капитал откуда возьмете? Думаете, и это так: прихожу на завод, там станок, инструменты, электричество, и работаю? Капитал откуда возьмете, господин Новак? Капитал?

— Соберем, у нас народу хватит.

— Это я знаю, что хватит. Кхх… Хорошо, замечательно! Кхх-хх… пффу! Чтоб было что украсть. Соберут деньги. — Он поднял ладонь. — Было! — и дунул на нее. — И нет! — И Швитцер поднес пустую ладонь к носу стоявшего напротив Новака.

Новак наклонил голову набок и, моргая глазами, мягко ответил:

— Хороший вы человек, господин Швитцер. Право, хороший! Спасибо, что предупредили. Мне понятны ваши заботы. Верно. — И голос его стал резким. — Но мы поставим контроль. Благодарю за совет!

— Так. Кхх… Словом, вы хотите погубить мелких торговцев?

— Э-э! Мы хотим дешевых продуктов.

— Голосуйте за Важони.

— Нам нет до него никакого дела!

Оба замолчали. Отто уже несколько раз порывался во время пауз заговорить, но напрасно: робкие слова заглушались вновь разгоравшимся спором. А потом уже все равно: взбучка неизбежна. Дома так и так не поверят, что здесь речь шла о другом, что здесь нельзя было говорить, что Важони испортил все. Теперь весь вопрос в том, сколько он получит оплеух, если ничего не принесет. Но что сказать?.. «Господин Швитцер, отец, безусловно, будет голосовать за Важони, только дайте сейчас кило хлеба, два кило картошки…» Или: «Никогда ноги отца не будет в кооперативе, и нам он тоже запретил…»

— Отто, тебе что нужно? Что подслушиваешь? — злобно крикнул на него Швитцер.

Отто решился. Сжал кулак, чтобы лавочник подумал, будто в нем деньги, и сильным, чистым голосом сказал:

— Прошу кило хлеба!

Швитцер пошел по направлению к хлебу, размахивая по дороге ножом. Сначала он отрезал от каравая кусок, потом добавил, но и этого было мало; он ударил чашку весов, на которой лежал хлеб, весы качнулись, затем снова рухнули в сторону гири. Г-н Швитцер отрезал от каравая большой кусок и бросил его на чашку, но этого было слишком много, хлеб перевесил, и тогда от злости он стал резать и кромсать так, что, когда весы пришли в равновесие, вокруг них валялось множество маленьких трех- и пятиугольных кусков хлеба.

— Вот она, моя прибыль! — показывал он на хлебный лом, смотря на Новака. — Это я сам должен съесть. Еще что нужно?

— Два кило картошки.

— Бумага есть?

— Нет.

— И бумагу давай за эти несчастные три крейцера. Может, шелковый пакет? Кхх… Вот вам кооператив…

Лавочник насыпал картошку в пакет, но так стремительно, что дно пакета разорвалось и картофелины покатились по полу. Швитцер задыхался от гнева. Отто полез под прилавок и стал боязливо собирать картофель.

— Еще что тебе? — орал Швитцер.

— Сто граммов сала.

— Может, двадцать, чтобы вы себе желудки не испортили? Сто граммов сала! Сто граммов сала! И в этом мне кооператив завидует! Кхх-кхх!.. Два кило картошки в пакете…

Отсек кусок от застывшего топленого сала, бросил на бумагу, пальцами схватил язычок весов. Он смотрел на игру весов, как будто отвешивал золото.

— Что еще нужно?

— Десять килограммов дров…

— Как унесешь их? Есть у тебя сумка, корзина, рюкзак?

— Вы веревкой свяжите…

— Веревкой? Сопляк! Веревку что, даром дают? Краду я веревку? Что? Кооперация? Эх!.. Господин Новак, не знаете вы, сколько мучений с этой профессией… Надоест вам, и деньги ваши пропадут. Завидую вам, — сказал он, бросив дрова на десятеричные весы. — Вечером убираете инструменты — и счастливый человек…

Связал дрова и пинком ноги бросил их на пол.

Когда все было готово, Отто протянул руку за добычей, но Швитцер закричал на него:

— Шестнадцать, и четыре, и семь, и шесть — тридцать три крейцера. Разожми кулак и плати!

Но Отто не разжимал кулак, даже спрятал за спину и, бледнея, проговорил:

— Пожалуйста, дядя Швитцер… Мы завтра отдадим… Дядя Кевеши даст пятьдесят франков… завтра…