«Кто твой отец?» — этот вопрос Мартону задавали не раз и в школе, и на улице, и в консерватории. Задавали его и взрослые и дети. Когда Мартон был маленьким, он спокойно отвечал, что отец его сапожник. Когда же он подрос немного, то заметил, что люди не слишком восторгаются сапожным ремеслом и, главное, после ответа меньше обращают на него внимания, хотя сапожником ведь был не он.
Мартон ходил в школу в башмаках. У босоногих господин учитель не очень-то спрашивал, кто их отец. Это и без того было ясно: документом о происхождении служили разутые ноги; но так как Мартон был обут и на нем была выглаженная матроска, то учитель обращался к нему:
— Кто твой отец?
— Сапожник, — тихо отвечал Мартон.
— Сколько у него подмастерьев?
— Ни одного.
На это господин учитель доброжелательно кивал головой и усаживал мальчика за пятую парту, за которой он должен был сидеть весь год.
После этого господин учитель обращался к братьям-близнецам Фодор, которых ребята в первый же день окрестили «двумя каплями воды» и весь год путали их.
— Кто ваш отец?
— Адвокат! — громко отвечали братья Фодор, и господин учитель говорил им:
— Садитесь, дети мои, за первую парту.
Он прибавлял «дети мои», а Мартону сказал только:
— Ступай на пятую парту.
Игра «Кто твой отец?» продолжалась, пока все обутые не были рассажены. Тогда господин учитель несколько устало гладил лоб и говорил оставшимся босоногим, которые дожидались, чтобы их рассадили:
— Ну, я думаю, хватит размещаться, вы уж, наверное, устали стоять. Садитесь куда хотите.
Теперь оставались свободными только шестой, седьмой и восьмой ряды, остальные места были заняты. Босоногие неслышными шагами, как кошки, продвигались к задним партам и, весело толкаясь, шутливо задирая друг друга, занимали места.
Таким образом, Мартон знал, что вопрос «Кто твой отец?» задают не из праздного любопытства — он имеет большое значение. Мартон заметил уже и то, что после ответа «сапожник» еще никто не погладил его по лицу, как например, братьев Фодор или Лайоша Фрида, отец которого был домохозяином. Но отца нельзя переменить. Мартон и не переменил бы своего отца, но с удовольствием отдал бы кому-нибудь его профессию.
В середине года в классе начиналось передвижение. Случалось не раз, что сидевшие на первых партах попадали на самые задние, в том числе к Мартону, и просили, чтобы он дал списать решение задачи. Мартон в таких случаях давал свою тетрадь, и пришедший с первой парты списывал.
— Дашь мне завтрак? — спросил Мартон Лайко Фрида, который интересовался задачей.
— Дам, — ответил Лайко Фрид.
— Сколько?
— Сколько хочешь?
— Полбулки.
— Четверть.
— Мало! — ответил Мартон. — Тогда я не дам тебе тетрадь.
И он принялся свистеть, как будто булка для него совсем уж неинтересна.
— Ну ладно, — согласился Лайко Фрид, — дам. Покажи.
— Сначала дай.
— Нет, сначала покажи.
Мартон раздумывал некоторое время, а потом дал под честное слово. Фрид лихорадочно списывал.
— Ну, а теперь дай булку.
Рот Лайко Фрида искривился, он захохотал, наклонившись над партой.
— Дурак, ведь я уже съел!
— А честное слово? — Мартон, сверкая глазами, двинулся на него; от волнения он смял, как тряпку, свою собственную тетрадь. — А честное слово?
Лайко Фрид хихикал.
— Я съел булку, а ты лопай честное слово!
Ногти Мартона впились в тетрадь. Возбужденный, он остановился перед Фридом.
— Дай в зубы! — крикнул кто-то сзади.
И когда шепелявый язык Фрида был между зубами, чтобы произнести: «Только попробуй ударь!» — Мартон ловким движением стукнул его под подбородок, так что Фрид прикусил себе язык и вместо слова «ударь» успел произнести только «уда…».
Лайко Фрид заревел, а Мартон, бледный как полотно, закричал на него:
— Не плачь, ты, нюня, ты обманул меня! Не реви!
Но Фрид ревел, и чем ближе был конец десятиминутного перерыва, когда должен был прийти г-н учитель, тем громче раздавался его плач.
— Не реви, — сказал Мартон снова. — Ты нарочно плачешь, чтобы учитель узнал.
Когда же и это не помогло, Мартон схватил мальчишку за волосы и стал его трясти:
— Так сдохни же! Ты хочешь, чтобы учитель узнал и избил меня… на́, сдохни!.. На́ тебе!.. Скажи… плачь…
При каждом слове он дергал Фрида за волосы. Весь класс собрался вокруг них. Часть кричала:
— Чего ты бьешь его?
Другая часть подначивала:
— Бей!
И два лагеря в упор смотрели друг на друга.
Теперь Фрид уже завыл во весь голос. Резко продребезжал звонок. Вошел г-н учитель. Ребята разбежались, только Лайко Фрид и Мартон остались стоять.
— Что такое? — строго спросил учитель.
Мартон и не посмотрел на него, он только стоял за плачущим Фридом, сурово опустив голову. А Фрид плакал и все больше повышал голос.
— Что такое? Я вас спрашиваю, что случилось?
— По-бил меня Фицек!..
— Фицек, — крикнул учитель, — иди сюда! Сию минуту! Почему ты ударил Фрида?
Фицек на два шага, приблизился к учителю и, опустив голову, ответил хриплым голосом:
— Господин учитель… Фрид попросил у меня задачу, дал честное слово, что даст мне за это полбулки, и ничего не дал. Он обманул меня!
Класс напряженно следил за событиями.
— Это правда, сынок? — спросил учитель Фрида.