Господин штабс-капитан (СИ)

И бессонницы млеющий жар,

И стихов моих белая стая,

И очей моих серый пожар.

Мне никто сокровенней не был,

Так меня никто не томил,

Даже тот, кто на муку предал,

Даже тот, кто ласкал и забыл…

ГЛАВА 18.

Прапорщик Виноградов и контрразведка.

После окончания проверки штабные и сам полковник Зайцев, пожав руки моим офицерам и мне, стали расходиться. Зайцев сел в свой автомобиль и, обдав нас облаком бензинового зловонья, укатил отдыхать. Другие уходили «пешим порядком». Хитров, Минский, капитан Радзюкевич - командир батальона, интендант и я, образовав тесный кружок, стояли на краю небольшого поля, на котором десять минут назад закончилось построение и прохождение торжественным маршем. Роту, после строевых занятий и прошедшей проверки распустили, солдаты разошлись по палаткам. Капитан Радзюкевич курил папиросу, выпуская дым вверх так, чтобы не доставлять неприятностей не курящим товарищам.

Проверка в целом прошла успешно. Роту признали боеготовой, дисциплину оценили высоко. Состояние формы нижних чинов признали удовлетворительным. Выговор я получил только за то, что не должно было случиться. А именно – за отсутствие прапорщика Виноградова. Причем вчера вечером, по уверениям Минского, тот был в расположении роты и наставлял свой взвод перед предстоящей проверкой. Что могло с ним случиться, никто даже и предположить не мог. Тем не менее, Радзюкевич находился в добром расположении духа и не высказывал мне недовольство.

- Станислав Максимович, голубчик, - говорил пожилой капитан на правах старшего по должности, званию и возрасту, - разберитесь с Виноградовым. Ну, куда он мог запропаститься? Может, что-то случилось? Ведь могло? Да?

- Наверное, что-то случилось, - пожал я плечами. – Он дисциплинированный офицер и такого я за ним не замечал.

- Вот и организуйте его поиск. Отрядите нескольких солдат, пусть проверят все места, где бы он мог находиться.

- Будет сделано, господин капитан! – взял я под козырек.

Минский, стоявший и безучастно слушавший указания командира батальона, на что-то или на кого-то загляделся. Потом он напрягся, а я услышал чье-то приближение. Я не видел человека, так как стоял к подходящему спиной.

- А! Иван Арсеньевич! Добрый день! – поздоровался с подошедшим Радзюкевич. – По нашу душу? Чем обязаны?

Я повернулся, и узнал в подошедшем офицере ротмистра Вознесенского. Ротмистр был мужчиной среднего рост, но крепкий, коренастый, широкий в плечах. Седые волосы, коротко подстриженные, придавали ему вид этакого старика-здоровяка, хотя его возраст на самом деле считается средним. Лет сорок ему было. Контрразведчик проходил службу в должности начальника контрразведывательного отделения. Бывший жандармский офицер, с достойной родословной слыл у нас человеком опасным. Хитрый, умеющий втереться в доверие и одновременно коварный, Вознесенский вечно крутился в офицерской среде. Где бы ни собирались офицеры-фронтовики, везде зримо или не зримо присутствовал ротмистр. Результатами его незаметной деятельности становились аресты некоторых офицеров и нижних чинов. Рапорты и докладные записки командованию полка и дивизии сыпались, как из рога изобилия. Многие болтуны поплатились за свою любовь к сплетням и неумение держать язык за зубами. Хотя говорить о какой-то исключительности нашего начальника КРО нельзя. Мы армейские офицеры недолюбливали всех жандармских работников. Но надо отдать должное, без них фронт бы был втрое, а то и вдесятеро раз опаснее. Любой трезво мыслящий офицер понимал всю нужность контрразведки. Помимо наказаний почти невинных фронтовиков, она приносила огромную пользу.

Одним из первых контрразведывательных мероприятий начала войны стала массовая депортация вглубь России австрийских и немецких подданных, оказавшихся в приграничных районах. Процесс коснулся также и некоторых российских подданных немецкого происхождения, что создало почву для недовольства среди перемещённых лиц и, в конечном счёте, могло стимулировать рост шпионажа в этой среде. Тем не менее, от депортации был получен огромный эффект. Даже по утверждению австрийских разведчиков, она “невероятно осложнила” деятельность австро-венгерской разведки в прифронтовой зоне.

Кроме того, некоторых жандармских офицеров, отлично владеющих немецким языком, посылали в тыл немецких и австро-Венгерских войск. Они под видом коммерсантов объезжали интересующие российских военных районы и собирали самую разнообразную информацию. Они действовали не только в тылу войск противника, но и собственно на территории Германии и Австрии. Например, жандармскими разведчиками поставлялись сведения о прохождении воинского призыва в немецкой армии, о настроениях мирных граждан стран Тройственного союза и т. д.