– Так ты-ы-ы… – кузнец нажал на курок, хлопнул выстрел, но юноша остался стоять на месте с ироничной ухмылкой.
– Патроны в ваших револьверах я тоже подменил на холостые, «товарищи», – сказал он. – А вот в моём настоящие, боевые! Стоит мне нажать на курок, и вы оба станете трупами…
Михеев, с трудом проглотив подкативший к горлу ком, попятился. Он не мог вымолвить и слова, так как его мозг, казалось, был парализован. Он швырнул в юношу револьвер, но не попал, Стёпка ловко увернулся. Тогда кузнец тяжело опустился на табурет и обхватил голову руками.
– Это не я, это ещё до меня внедрили поручика Богословцева в отряд, – развязывая Малова, сказал Бурматов, обращаясь к Ивану Ильичу и Маргарите. – Сначала он поработал кочегаром на паровозах, а потом… Это благодаря ему партизанский отряд был зажат у болот и практически уничтожен! Это благодаря ему ваше «покушение» на атамана было взято под контроль, и… Впрочем, об этом я уже сказал достаточно много. Одним словом, вы проиграли вчистую, «товарищи» большевики!
Больше, чем Михеев, была поражена Маргарита. В горле стоял комок слёз, а нервное напряжение всё нарастало.
– Как жаль, что я не разгадал тебя раньше и не придушил вот этими руками! – сказал с явным сожалением Михеев, с ненавистью глядя на отрядного любимчика, проворного смельчака Стёпку Пирогова, который вдруг оказался провокатором, да ещё с офицерским чином поручика контрразведки. – Предатель! – добавил он с глубоким презрением.
– Нет, такое обвинение ко мне не относится, – спокойно возразил Богословцев. – Это вы предатели, большевики так называемые! А Ленин ваш – и вовсе немецкий шпион!
– Эх, сколько ты дел понаворочать успел, юнец желторотый. А вот про Владимира Ильича ты зря так сказал. Я вот сейчас тебя за товарища Ленина возьму и…
Иван Ильич вскочил с табурета и, вытянув вперёд руки, с искаженным яростью лицом, бросился на поручика, но…
От первого удара юноша покачнулся. Второй удар в переносицу сбил его с ног. Он отлетел к столу, но не упал, задержавшись за его поверхность. Кузнец размахнулся в третий раз, но сзади его схватил за руку освобождённый Бурматовым от верёвок Кузьма Малов. Сверля кузнеца тяжёлым взглядом, он размахнулся и вдарил его в лицо. Лишившись сознания, кузнец рухнул на пол, а Кузьма, с перекошенным яростью лицом, повернулся к девушке. От его страшного взгляда Маргарита попятилась.
– Кузьма, остановись! – как и несколько лет назад в доме купца Халилова, попытался остановить его, схватив за руку, Митрофан Бурматов. – Она мерзкая, отвратительная тварь, но… Она же ещё и баба, Кузьма Прохорович? Да ты её…
– Пусть она уходит, – сказал Кузьма. – Пусть убирается ко всем чертям как из этого дома, так и из моей жизни!
– Но-о-о… Я не могу её отпустить! – удивился Митрофан. – Вся операция была задумана именно для поимки этой птицы. Даже атаман Семёнов принял в ней личное участие, и что теперь?.. Отпустить Шмелёву равносильно провалу!
– И всё же ты её отпустишь, – грозно свёл к переносице брови Кузьма. – Ты сам знаешь, почему я прошу тебя об этом!
– Ты даже представить себе не можешь, что нам с тобой за это будет! – вздохнул Митрофан.
– Укажи в рапорте, что она погибла в перестрелке, а я подтвержу, – настырно наседал Кузьма и кивнул на Андрея Богословцева. – Он тоже подтвердит, так ведь?
– Ну уж нет! – запротестовал юноша. – А как же мне потом в отряд возвращаться? Вы подумали об этом, Кузьма Прохорович?
– Ладно, пока мы её арестуем, а потом видно будет, – вздохнул Бурматов. – Свяжите даму, господин поручик, и… Вы будете их охранять, пока мы с господином Маловым поглядим, что у соседнего дома творится.
Когда Кузьма с Митрофаном направились к воротам, поручик вскинул наган и выстрелил в Маргариту. Михеева он заколол точным ударом ножа прямо в сердце, а потом…
***
Перед очередной атакой казаки забросали дом гранатами ещё раз.
Матвей Берман дополз до спальни и сразу же понял, что кроме него живых не осталось никого. В стенах зияли страшные дыры, полы залиты кровью. «Даже если я выживу, – подумал он, – едва ли смогу выбраться из этих развалин. Дом разрушен почти до основания, и очень странно, почему он ещё не горит».
С той минуты, как Матвей до конца осознал, что все его товарищи погибли, а у него на спасение нет никаких шансов, он решил бежать во что бы то ни стало. Слыша выстрелы со всех сторон подбирающихся к развалинам солдат и казаков, он каждый раз пригибался к полу или прятался за хламом, ожидая, что вот-вот враги появятся в поле зрения.