Сам Путята с большей частью своих ратников затворился на Угоняевом дворе. Тем временем стражники, наконец, сообразили, что происходит, и подняли на ноги новгородцев. Около 5 тысяч горожан окружили двор Угоняя. Однако захват городских старшин сделал свое дело, лишив язычников единого руководства. Толпа разделилась на две части: одна беспорядочно пыталась овладеть двором новгородского тысяцкого, другая занялась погромами – «церковь Преображения Господня разметаша и дома христиан грабляху».
Береговые укрепления были оставлены без присмотра. Воспользовавшись этим, Добрыня с войском на рассвете форсировал Волхов. Оказать непосредственную помощь отряду Путяты было, по-видимому, все-таки непросто, и Добрыня, чтобы отвлечь внимание новгородцев от осады Угоняева двора, приказал зажечь несколько домов на берегу. Новгородцы, позабыв обо всем, бросились тушить огонь. Добрыня без особого труда деблокировал Путяту, а вскоре к воеводе явились новгородские послы с просьбой о мире. Народная пословица: «Путята крести мечем, а Добрыня огнем».
Затем епископ Иоаким приступил к ниспровержению языческого почитания в Новгороде. Он велел сокрушить идолов: деревянных сжечь, каменных, изломав, побросать в реку, а главного идола Перуна, перед коим особенно благоговел Новгород, приказал разрушить при всем народе и бросить в Волхов. Все делалось по киевскому сценарию.
Новгородские святилища были разорены ратниками Добрыни на глазах у новгородцев, которые с «воплем великим и слезами» смотрели на поругание своих богов. Затем Добрыня «повеле, чтоб шли ко кресчению» на Волхов. Однако дух протеста был еще жив, поэтому вече упорно отказывалось узаконить перемену веры. Добрыне пришлось опять прибегнуть к силе. Не хотевших креститься воины «влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жены ниже моста». Многие язычники хитрили, выдавая себя за крестившихся. По преданию, именно с крещением новгородцев связан обычай ношения русскими людьми нательных крестов: их будто бы выдали всем крестившимся, чтобы выявить тех, кто только притворялся крещеным.
Разрушенный язычниками Преображенский храм был восстановлен, а епископ Иоаким Корсунянин занял свое место на новгородской кафедре. С тех пор, пишет летописец, люди говорят про новгородцев: «Путята крести мечом, а Добрыня огнем».
Иоакимовская летопись пропала более двухсот лет назад, поэтому многие историки не верят в ее существование. Но академик В.Л. Янин тщательно изучил текст В.Г. Татищева и пришел к выводу, что в нем есть правдоподобная основа. К тому же при раскопках на Софийской стороне найдены следы сильного пожара, датированного археологами 989 годом, а на двух усадьбах найдены спрятанные в это время клады серебряных монет общим весом 1,5 кг. Владельцы их, видимо, погибли в битве с войсками Добрыни.
Первыми восприняли христианство знатные новгородцы. Значительная же часть населения верила в прежних богов, соблюдая христианские обряды только под страхом наказания.
Периодически в Новгороде появлялись волхвы. В 1071 г. волхвы появились в Киеве. В том же году они объявились и в Новгороде. Как гласит летопись: «Сице бе волхв встал при Глебе в Новегороде; глаголашет бо людям, творяся окы Бог, и многи прельсти, мало не всего града… и тако глаголаше, яко “преиду по Волхову пред всеми людьми”. И бысть мятежь в граде велик, и вси яша ему веру, и хотяху побити епископа Федора… А князь Глеб и дружина его сташа у епископа, а людие все идоша за волхва… И рече Глеб: “То веси ле, что ти днещь хощеть бытии?” Он же рече: “Чюдеса велика створю”. Глеб же, выимя топор, ростя, и паде мертв; и люди рзидошася».
Как видим, единственный аргумент князя – окровавленный топор, ну и хорошо вооруженная дружина за спиной.
Можно предположить, что волхвы являлись в Новгороде и далее, но в летописях описан лишь один случай. В Никоновском своде говориться: «Явишася в Новеграде волхвы, ведуны, потворницы, и многая волхования, и потворы и ложныя знамения творяху, и много зла содеваху, многих прелщающе. И собравшеся Новгородцы изымаша их, и ведоша их на архиепископ двор, и се мужи княже Ярославли въступишася за них; Новгородцы же ведоша волхвов на Ярославль двор, и съкладше огонь велий на дворе Ярославли, и связавше волхвов всех, и вринуша во огнь, и ту згореша вси».
Появление волхвов и расправа с ними, без сомнения, связаны с целым рядом стихийных бедствий, происходивших на Севере Руси в 1223–1228 гг.
Под 1223 г. владимирский летописец сообщает: «Бе ведро велми, и мнози борове и болота загарахуся и дымове сил ни бяху, яко далече не видети человеком, бе бо яко мгла к земли прилегла, яко птицам по аеру не бе лзе летати, на падаху на землю и умираху». Засуха во Владимиро-Суздальской земле била и по Новгороду, поскольку он зависел от привозного, низовского хлеба. Кроме того, логично предполагать, что пагубные атмосферные явления распространились и на соседнюю Новгородскую землю. Не случайно Псковская летопись под 1224 годом рассказывает о «великом гладе», имея в виду, надо думать, прежде всего, Новгородскую волость.