С первого взгляда на картину я поняла, что это не может быть Караваджо. Просто потрясающе, какая же наглость! И все же такое случается: картины старых мастеров иногда обнаруживают пылящимися на чердаках. Например, «Вермеер» работы фальсификатора Хана ван Меегерена, который прославился тем, что смог обдурить знаменитого знатока искусства Германа Геринга. Взяв из мини-бара бутылку кока-колы, я глотнула этого жуткого жидкого сахара и тут же пожалела об этом. Казбич, как и все мошенники в сфере искусства, явно рассчитывал на то, что его боссы купятся на выдуманную им историю. Жажда обладания, общая и для мошенников, и для их жертв, приводит к тому, что люди просто верят в то, во что им хочется верить, а потом подкрепляют эту веру заплаченными деньгами. Чем о более крупной сумме идет речь, тем сильнее желание обрести веру — вещь не менее бесценную, чем сам шедевр. Если бы Казбич выставил картину по более низкой цене, коллекционер такого уровня, как Ермолов, вряд ли клюнул бы. Тем не менее он принял все за чистую монету и уже убил двоих ради того, чтобы получить вожделенное полотно.
Итак, настало время сделать выбор. Я так и не смогла узнать, кому же удалось выйти на Джудит Рэшли через галерею «Джентилески» и сдать меня Ермолову. Единственный человек, который мог бы подтвердить мою личность, находится в парижском морге в расчлененном виде. Пристрелить Тимоти прямо сейчас? И что дальше? Казбич наверняка еще в Париже. Я видела его этим утром. Можно просто оставить картину в надежном месте, рискнуть воспользоваться банковским счетом и провести остаток своих дней в ожидании таинственного незнакомца, который в любой момент может постучаться в мою дверь. Или принять предложение Елены, отдать Караваджо ей и надеяться, что она выполнит свою часть сделки. Но я уже слишком хорошо представляла себе методы Ермолова, чтобы надеяться, что Елена сможет меня защитить. Даже если она решит поступить честно, своему мужу она не соперница. Ну или есть еще один вариант: взять «каракал», уйти отсюда, найти место поспокойнее и засунуть дуло в рот.
20
За окном стемнело. Скоро проснется Тимоти. В мини-баре не осталось ничего, кроме пакетика с ореховым ассорти. Наверное, поэтому вариант с самоубийством я сразу вычеркнула из списка — последняя трапеза не должна быть такой жалкой, это была бы настоящая трагедия. Меня не покидало ощущение, что я что-то пропустила, должна быть еще какая-то связь между Ермоловым, Баленски и Казбичем. Тимоти заворочался и повернулся на другой бок. У меня жутко затекли ноги, но я все-таки умудрилась доползти до сумки и при этом не разбудить мальчишку. Если его придется пристрелить, то лучше сделать это, пока он спит. Открыв купленный после приезда в Париж ноутбук, я забила в поисковик Разнатовича и Казбича, но никаких ссылок на Казбича, кроме скромного сайта его галереи в Белграде, я не нашла — черная дыра, ни изображений, ни информации. Разнатович же, напротив, такой скрытностью не отличался. На самом деле, если бывшие сербские военные, переквалифицировавшиеся в гангстеров, в вашем вкусе, то он — просто Мик Джаггер! Родился в 1967 году, служил в печально известных «красных беретах» при режиме Милошевича, когда в 1991-м началась война, но в отличие от своего босса сумел удачно адаптироваться к новому режиму и стал главой банды. Четники[11]
, как называли сослуживцев Разнатовича, появились на развалинах павшего государства и стали символом жестокого и анархического правосудия. Принятие в ряды милиции, а затем в более высокие уровни бандгруппировки состояло в медленном перерезании горла жертве, желательно мусульманину. «В первый раз это кажется немного странным, а потом вы просто с радостью идете и отмечаете случившееся как праздник!» — цитировал его слова один журналист. От простых заказных убийств по пятнадцать долларов Разнатович и его банда перешли к торговле оружием разного калибра, от состоявших на вооружении у государственной армии AK-47 по двести долларов до реактивных гранатометов по две тысячи. Географически Сербия стала идеальным перевалочным пунктом для контрабанды оружия в зону Евросоюза, а после пересечения границы со странами Шенгенского соглашения можно было уже вообще ни о чем не беспокоиться.