X
Позвольте мне довести до конца эту горестную историю. Впрочем, вы сами, возлюбленная сестра, просили меня рассказать ее.
Две из предыдущих глав я посвятил смерти.
Крыло этой угрюмой богини, коснувшееся моего сердца, задело и сознание Жерара де Нерваля.
По прошествии всего нескольких дней после того, как я услышал: «Женни Колон умерла», Жерар сошел с ума!
Он мне давно говорил: «Если она умрет, я сойду с ума».
И он сдержал слово, сойдя с ума с естественностью и, если можно так выразиться, с добросовестностью, которые ему было присуще вкладывать в любое дело.
Воображение у Жерара так близко соседствовало с безумием, что стоило разделявшей их перегородке, а точнее, тонкой прозрачной пленке, разорваться, как безумие вторглось на территорию воображения, только и всего.
Жерара поместили в клинику доктора Бланша, друга всех безумцев из интеллектуальной среды, у которого была своя восходящая шкала умопомешательств, начинавшаяся с поэтов.
Я бросился к доктору Бланшу и попросил разрешения повидать Жерара.
Но Жерар запретил беспокоить его; он заперся у себя в комнате и искал кольцо Соломона. Как видите, за всем этим стояла царица Савская.
— Но вы можете пойти в сад, — сказал мне доктор, — там вы встретите Антони Дешана, который, как и вы, пришел навестить Жерара и теперь в раздумьях прогуливается в тени деревьев; беседуя с ним, вы скоротаете время, пока Жерар отыщет свое кольцо.
— Вы его вылечите? — спросил я доктора.
— Кого? Жерара или Антони?
— Жерара.
— Безумие, затронувшее сердце, никогда не излечивается окончательно, друг мой. Будут периоды просветления, но следует остерегаться рецидивов.
— А какого рода его безумие?
— Тихое и поэтичное, как и он сам, да вы сами увидите. Помните эту строчку Андре Шенье:
Жерар сошел с ума от любви.
Я покинул доктора Бланша и пошел искать Антони Дешана.
Антони Дешана мало знают и как поэта, и как человека. Это вдвойне несправедливо: у этого поэта огромный талант, у этого человека огромное сердце.
Он принадлежит к мощному поколению поэтов, которые родились в начале этого века и дали о себе знать в период с 1820 по 1830 год.
Как и всякий поэт, Антони начал с того, что посетил Италию; он был совершенно ослеплен ею, и это яркое впечатление сквозит в великолепных стихах, наполненных тем огнем и тем солнцем, какие вдохновили на них его воображение. Он без конца возвращается мыслью к этой смуглой чаровнице, чьи любовные лобзания помогли раскрыться стольким талантам: