Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Из-за невесть какой любовной размолвки с очаровательной белокурой девушкой, которую звали Аглая и лазурные глаза которой своим блеском подтверждали, что имя это дано ей верно, я стремился к одиночеству, но в семнадцать лет, что бы там ни говорил Альфред де Мюссе, одиночество не всегда облачено в черное. Мое одиночество, напротив, было жизнерадостным и лучезарным; я шел по очаровательной тропинке, окаймленной справа от меня живой изгородью из цветущего боярышника, а слева — усеянным лютиками и маргаритками лугом с высокой травой, никнувшей на песок тропинки. Боярышник источал изумительное благоухание, а в его густой листве, под защитой острых колючек на его ветках, щебетали славки, в своих прыжках заставляя вздрагивать цветы. В тот день свет, казалось, шел с трех сторон: лучилось солнце, лучилась весна, лучилась юность.

Внезапно, на повороте тропинки, я почти нос к носу столкнулся с тремя шедшими навстречу мне людьми — женщиной, девочкой и молодым человеком, — буквально утопавшими в сиянии этого чарующего и бодрящего света.

Женщину я узнал тотчас же, мы с ней когда-то дружили; девочка, как я догадался, была ее дочерью; молодой человек был мне незнаком. Они продолжали двигаться в мою сторону.

Я подошел к ним, выказывая неловкость, вполне естественную для молодого человека, встретившего снова, но уже в роли жены и матери, юную девушку, вместе с которой рос и к которой с братской непосредственностью юности обращался тогда на «ты».

Мне не доводилось видеть баронессу Каппель с тех пор, когда я называл ее просто Каролиной.

Я с улыбкой поклонился ей; она остановилась, и я замер в ожидании, когда она заговорит со мной.

— Ах, неужели это вы, Александр? — промолвила она. — Как давно мы не виделись и как я рада вновь увидеть вас! Вы стали таким взрослым, что я уже не смею обращаться к вам на «ты».

— Жаль, — ответил я, — выходит, вы приказываете мне тоже обращаться к вам на «вы»; правда, у меня есть утешение: вы назвали меня по имени, Александром, что позволяет мне величать вас Каролиной, а не вашим пышным титулом баронессы. Ну а за руку вы держите, надо полагать, вашу малышку Мари?

— Да. Только не говорите мне, что она хорошенькая, иначе вы огорчите меня.

Я взглянул на девочку, которая, похоже, все понимала: она закусила губку, потерла одной ножкой о другую и своими черными глазами метнула в мою сторону такой взгляд, что показалась мне вдвое старше своих лет.

Одета она была прелестно.

— Мари, а вы не хотите поцеловаться со мной? — спросил я.

— Нет, — ответила она, — с некрасивыми детьми не целуются.

— Тогда, Мари, позвольте мне поцеловать вас если и не за красоту, то за ум.

Я взял ее на руки; она и в самом деле была не особенно красива, но мне никогда не доводилось видеть столь выразительного лица у четырехлетнего ребенка.

Она была худой и смуглой, с маленькими, но пылавшими огнем глазами.

— Что касается меня, Мари, — сказал я, целуя ее, — то я нахожу вас очаровательной, и, если через двенадцать или четырнадцать лет вы пожелаете стать моей женой, не забывайте, что я первый попросил вашей руки.

— Вы чересчур взрослый, чтобы на мне жениться.

— Ну почему же? Мне семнадцать, вам четыре.

— Три с половиной.

— Хорошо, пусть три с половиной, но все равно у нас разница в возрасте не более тринадцати лет; в любом случае, вы вольны мне отказать, однако я повторяю свое предложение.

— Пойдем, мама, он смеется надо мной.

— Погоди, я представлю твоего друга Адольфа Александру, который если и не станет в один прекрасный день твоим мужем, то, по крайней мере, будет твоим другом, за что я готова поручиться.

Я поклонился молодому человеку, которого она держала под руку.

— Виконт Адольф де Лёвен, — обращаясь ко мне, произнесла она.

Затем, обращаясь к Адольфу, промолвила:

— Александр Дюма, сын генерала Дюма и воспитанник моего отца; он нам почти родственник.

— Три года тому назад, Каролина, вы назвали бы меня родственником в полном смысле слова.

Молодой человек в свой черед поклонился мне.

— Вскоре вы встретитесь снова на празднике в Корси, — продолжила Каролина, кивком указывая на Адольфа, — он освободится от меня, и вы познакомитесь поближе.

— Госпожа баронесса, — учтиво произнес молодой виконт, — вы заставляете меня дорого заплатить за дружбу с господином Александром.

— Как же быстро они взрослеют, — со смехом сказала баронесса Каппель, — а я вот, того и гляди, скоро стану старухой.

Я стал расспрашивать ее об Эрмине и Луизе; Эрмина находилась в Берлине, Луиза — в Париже.

Что же касается самой Каролины, то она жила в Мезьере.

Увы! Они оторвались от семьи Колларов точь-в-точь, как и я.

Однако в следующем году всем этим очаровательным птичкам предстояло подняться в воздух и из всех краев вновь слететься в свое гнездо, чтобы присутствовать на празднике Виллер-Котре.

И баронесса Каппель пригласила меня приехать в те дни в Виллер-Элон, заверив, что в этом гнезде всегда найдется место и для меня.

Мы расстались. Разговор с Каролиной отвлек меня от моей любовной размолвки; я совершил долгую прогулку и возвратился на лужайку, где все танцевали под деревьями.