Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Там я застал Адольфа: покинутый баронессой, он ощущал себя крайне одиноким.

Я заметил его в ту самую минуту, когда он заметил меня, и мы одновременно двинулись навстречу друг другу.

Я забыл нарисовать портрет Адольфа, ставшего моим другом в 1819 году и остающегося им и теперь, в 1866 году.

В ту пору это был смуглый, высокий, сухощавый молодой человек с черными волосами, подстриженными бобриком, с чудесными глазами, резко очерченным носом, жемчужно-белыми зубами, небрежно-аристократической походкой и, одетый в серый сюртук, замшевый жилет и светло-голубые панталоны, с клеенчатой фуражкой на голове, во всех отношениях походивший на немецкого студента.

Подойдя ко мне, он спрятал в карман карандаш и небольшой блокнот.

— И чем это вы тут занимались? — спросил я его. — Рисовали?

— Нет, сочинял стихи, — ответил он.

Я удивленно взглянул на него: мне никогда не приходила в голову мысль сочинять стихи.

— Стихи? — повторил я. — Стало быть, вы сочиняете стихи?

— Ну да, иногда.

— И кому вы их посвящаете?

— Луизе.

— Луизе Коллар?

— Да.

— Но она ведь замужем.

— О, это ничего не значит: Элеонора, муза Парни, была замужем; Эвхарида, муза Бертена, была замужем; Лодоиска, возлюбленная Луве, тоже была замужем; я безумно влюблен в Луизу.

— Вы снова увидите ее в Париже?

— Очень нескоро; нам нельзя ездить в Париж.

— А кто вам это запрещает?

— Его величество король Людовик Восемнадцатый.

— А откуда вы приехали?

— Из Брюсселя.

— Так вы живете в Брюсселе?

— Да, вот уже три года; отец и я сотрудничали там в журнале «Желтый карлик», однако нас вынудили покинуть его.

— Журнал?

— Нет, Брюссель.

— И кто же вынудил вас это сделать?

— Вильгельм.

— А кто такой Вильгельм?

— Король Нидерландов.

Виконт Риббинг на целую голову вырос в моих глазах: он мало того что оказался поэтом, сочинявшим стихи, и мало того что осмелился влюбиться в Луизу, в то время как сам я был влюблен всего лишь в гризетку, но еще и имел настолько большой вес в высших сферах, что король Вильгельм встревожился из-за него, и его отца до такой степени, что выдворил обоих из своего государства.

— И теперь вы живете в Виллер-Элоне? — спросил я.

— Да, господин Коллар — старый друг моего отца.

— И сколько вы будете здесь жить?

— Ровно столько, сколько Бурбоны позволят нам оставаться во Франции.

— Стало быть, у вас какая-то распря с Бурбонами?

— У нас распря со всеми королями.

Эта последняя фраза, брошенная с величественной небрежностью, ошеломила меня окончательно.

И в самом деле, граф Риббинг, как уже говорилось, спокойно прожил во Франции все время царствования Бонапарта, однако в 1815 году ему припомнили его судебный процесс в Швеции, вследствие чего полиция Бурбонов вынудила его покинуть Францию и удалиться в Брюссель; в Брюсселе он присоединился к другим изгнанникам, которые под руководством Антуана Арно, автора трагедии «Марий в Минтурнах», основали журнал «Желтый карлик»; но однажды, за табльдотом, какой-то прусский офицер заговорил о Ватерлоо и французах тоном, вызвавшим неудовольствие у графа Риббинга, и тот, по-прежнему задира, хотя и прошло уже более двадцати лет со времени его дуэли с графом фон Эссеном, встал из-за стола, подошел к офицеру, отвесил ему пару пощечин и, не произнеся ни слова, возвратился на свое место.

Поединок был назначен на девять часов утра следующего дня; однако в семь часов утра в дом г-на Риббинга явились жандармы; они усадили его вместе с сыном в карету и дали форейтору приказ: «Гони по дороге на Маастрихт!»

Карета понеслась во весь опор.

Прусские власти уладили дело, отправив графа Риббинга и его сына в крепость.

К счастью, на подступах к дворцу арестованные повстречались с принцем Оранским, тем самым, что так доблестно сражался при Ватерлоо.

Он осведомился, что это за карета, которую конвоируют конные жандармы, и что за узники в ней находятся.

Граф Риббинг, знавший принца лично, выглянул из окошка кареты и пожаловался на насилие, жертвой которого он стал.

— А где вы жили, прежде чем приехать в Бельгию, граф? — спросил принц.

— Во Франции, ваше высочество.

Принц обратился к жандармам:

— Сопроводите этих господ к французской границе, а там предоставьте им свободу ехать туда, куда они пожелают.

— До какой пограничной заставы вас сопроводить? — поинтересовались жандармы.

— А как вам будет угодно, — ответил граф Риббинг с присущим ему философским безразличием.

Жандармы повернули карету обратно, пересекли Брюссель, сопроводили узников до ближайшей пограничной заставы и, приказав форейтору остановиться, приготовились возвращаться обратно.

— Простите, господа, но, прежде чем покинуть нас, не соблаговолите ли вы сказать, на какой дороге мы находимся? — спросил граф Риббинг.

— На дороге в Мобёж, сударь.

— Благодарю.

Жандармы пустили лошадей рысью и ускакали.

Форейтор, держа в руках шапку, подошел к седокам.

— Какие будут приказания, господа? — спросил он.

— Для начала привезите нас в Мобёж, а там поглядим.

— Ну а в Мобёже где желаете сделать остановку?

— У почтовой гостиницы.

Форейтор сел верхом на свою лошадь и домчал их до почтовой гостиницы.