Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

«Я помню, как в 1941 году Мандель избила одну женщину-заключенную до такой степени, что она умерла в лагерной больнице через несколько дней. Она держала ее левой рукой за волосы и била кулаком по лицу так, что лицо превратилось в кровавое месиво, а когда женщина упала, то Мандель еще раз десять или около того пнула ее в живот»³.

Мария была известна своей вездесущей плетью, часто в компании резиновой дубинки или деревянной доски⁴. Большинство заключенных по возможности избегали Мандель, так как она была склонна внезапно начинать избивать и пинать женщин практически без причины. Непредсказуемость ее нападений внушала ужас, некоторые женщины даже боялись дышать во время переклички, чтобы она не подкралась к ним сзади бесшумно. «Внезапно, словно ястреб, прежде чем человек успевал понять, что произошло, она наносила удары – била, пинала, рвала волосы». Ее физическое присутствие нагнетало ужас. «Белые глаза сверкали, как фосфор в ночи. Белые зубы стиснуты, ее голос мог исступленно срываться на высокий фальцет»⁶.

Ванда Пултавская вспоминала, что Мария «стояла, расставив ноги, в своих высоких сапогах, и орала на нас… Она била заключенных хлыстом по головам и прочим местам, но меня она никогда не била. В общем, она скорее обрушивала свой гнев на старых женщин, а мы были молодыми»⁷.

Действительно, пожилой возраст женщины, похоже, был своеобразным катализатором жестокости Марии. Возможно, это было сознательное или бессознательное выражение обиды на собственную мать, которая все еще боролась с депрессией и болезнями дома, в Мюнцкирхене.

Уршула Виньская дружила с Нелией Эпкер, которая поделилась историей о пожилой женщине в лагере, которую очень уважали другие заключенные. Однажды на главной улице лагеря Эпкер увидела, как Мандель избивает ее. Она подбежала к Мандель и сказала: «Зачем ты бьешь эту старуху? Она могла бы быть твоей матерью!» Мандель подняла руку, намереваясь ударить Эпкер. Вместо этого Эпкер схватила ее за руку и сказала: «Я женщина, и ты не имеешь права меня бить!»⁸.

В отместку Мандель отправила Эпкер в Бункер на три месяца почти без еды. Каждый день Мандель спешила в Бункер, останавливалась возле ее камеры и била ее по лицу, приговаривая: «Ты женщина, и я могу тебя бить!»⁹.

Время от времени казалось, что Марию что-то возвращало в реальный мир. Ханна Штурм, давняя заключенная, знавшая Мандель еще со времен Лихтенбурга, рассказала о зимней перекличке, которая продолжалась двенадцать часов под снегом и дождем. Было очень холодно, и многие из заключенных уже умерли, а их тела завалили аппельплац. Там была Мария, тепло одетая в кожаное пальто, раздавая удары как ей вздумается. Штурм решила рискнуть и подойти к Мандель, которая стояла и ухмылялась.

– Фрау обер Мандель, вы же австрийка.

– Заткнись! – рявкнула Мандель.

– Пожалуйста, позвольте нам покинуть строй. Взгляните, сколько трупов уже лежит здесь. Среди них могла бы быть и ваша мать!

Мандель пнула Штурм и ушла в свой кабинет. Через пять минут прозвучала сирена, и пленных отпустили обратно в казармы. Штурм сделала вывод: «Как-то надо было прикоснуться к ее нутру, словно они ее знали»¹⁰.

Мандель, похоже, питала особую неприязнь к свидетелям Иеговы – наследие, оставшееся после ее пребывания в Лихтенбурге. «Заключенные, которые носили кресты, выводили ее из себя (полное безумие). Они делали кресты из пуговиц, зубных щеток и тому подобного. Она относилась к этому как к саботажу и жестоко наказывала их»¹¹. Одна из уцелевших заключенных помнит, как Мария так злобно сорвала крест с ее шеи, что та начала истекать кровью, еще больше разъярив «Фрау обер», которая повалила ее на землю, нанеся неизгладимые повреждения почкам¹².

После войны заключенные описывали Мандель как «самого жестокого человека»¹³. Позже, когда Марию ждал суд с возможным смертным приговором, она заявила, что пока заключенные вели себя прилично, она никогда не была «злой или скверной»¹⁴.