Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

Эти дежурства у ворот часто становились ареной жестокости и бесчинств со стороны охранников СС. Сильвия Вагенберг вспоминала множество ужасных случаев, особенно однажды, когда оркестр играл быстрый марш, а заключенная не поспевала за ним. «Надзирательница отдала своей собаке приказ напасть на бедную девушку. Дьявольская собака разорвала ее на куски. До сих пор не могу забыть это ужасное зрелище»⁸.

Северина Шмаглевская описывала ранние морозные утра, когда ее рабочие проходили через ворота под ритм оркестра. «Через ворота идут шеренги жалких изгоев. Идут навытяжку, четко вышагивая мимо старшей надзирательницы Мандель, грозной блондинки, которая не моргнув глазом выносит смертный приговор»⁹. Женщины смотрят прямо перед собой, боясь поймать взгляд надсмотрщика, и занимают позицию в центре колонн, где легче уклоняться от ударов. «По обе стороны ворот, будто у врат мифического подземного царства, воют, исходя слюной от ярости, и рвутся со сворок громадные псы, специально обученные бросаться на людей¹⁰. <…> Рассветает. Солнца еще нет. Розовые полосы зари на небе»¹¹.

Мандель много раз дежурила у ворот, и скрипачка Зофия Циковяк вспоминает случай, когда они играли джазовую композицию, а заключенные женщины просто не могли уловить ритм, чтобы идти в ногу. Таубер вскочил в строй со своим хлыстом, вместе с другими надзирателями, с хлыстами наголо.

– Затем я увидела ее [Мандель], ту самую, которую я видела в нашей маленькой комнате, тоже среди рядов заключенных, свирепо бьющую их. Тогда меня охватил ужас¹².

Циковяк продолжает:

– Когда Мандель вскакивала в строй и начинала избивать людей, нельзя сказать, что она кричала. Это было… Я не могу подобрать слово, которое бы означало что-то большее, чем крик. Это было больше похоже на рев, на поведение животного – неконтролируемое, совершенно неконтролируемое¹³.

В обязанности оркестра входило также проведение концертов в здании больницы или в санчасти. Большинство женщин были слишком больны, чтобы слышать музыку, а другие не хотели ее слушать. Нередко музыка в больничном корпусе совпадала по времени с выбраковкой в газовые камеры. Музыка подгоняла лагерных служащих, или же отвлекала их от того, чем они на самом деле занимались¹⁴. Иногда оркестр также играл по прибытии транспортов с заключенными.

Для молодых музыкантов и их дирижера занятие музыкой в таком месте, как Аушвиц, оказалось суровым моральным испытанием, а для некоторых – и настоящим крестом. Хелена Нивиньская вспоминает о тяжелейших нравственных страданиях.

– Играть музыку в таком месте… Признаки глубокой депрессии были заметны у Альмы Розе и многих других¹⁵.

Альма, как и все музыканты, едва выживала. Манька Свальбова сравнила Розе с птицей, которая не может привыкнуть к тому, что ее держат в клетке, и постоянно калечит свои крылья до крови¹⁶. Альма вложила свои страдания и страх в работу, в напряженные репетиции и ожидания. Для многих молодых женщин под ее руководством, не привыкших к жесткой дисциплине, которую требует музыка, «физические и умственные усилия, связанные с ежедневными репетициями и выступлениями, были колоссальными». Нивиньская отмечает, что часто случались обмороки, а многие теряли сознание от крайнего физического и нервного истощения, вызванного многодневными репетициями¹⁷.

Население лагеря в целом также проявляло огромную неприязнь к оркестранткам, которые находились в лучших условиях. Это стало ежедневной дилеммой для музыкантов: должны ли они защищать себя и играть дальше или отказаться играть и обречь себя на более тяжелую жизнь или смерть? Хелена Нивиньская, близкая подруга Зофии Циковяк, рассказывала, что Зофия до конца жизни мучилась этими вопросами¹⁸.

Зофия, которой в лагере было всего восемнадцать лет, искренне любила Альму, ставшую важной фигурой в ее жизни. Спустя пятьдесят с лишним лет в ней осталось много неразрешенных эмоций: вина, печаль, гнев. Зофия вспоминала, как однажды ночью, когда они находились под Lagersperre – запретом покидать бараки, – они с Альмой выскользнули из блока и стояли в его тени, наблюдая за тем, как в лагере отбирали еврейских женщин для отправки в газовые камеры, прекрасно понимая, какая участь их ждет.

– Их везли в открытых грузовиках, голых. Они кричали. Она сказала мне тогда, что не хочет умирать таким бесчеловечным способом¹⁹.

Глава 45 «Она становилась красивой» 1

Когда Мандель слушала музыку, ее лицо становилось ангельски красивым.

Янина Ленц²

После своих зверств в крематории они пришли к нам.

Зофия Циковяк³

Казалось, Мария черпала силы в оркестре, чтобы заниматься остальными своими обязанностями. Порой после трудного дня, занятого выбраковкой или чем-то еще, она заходила в музыкальный блок и просила сыграть ей, чтобы успокоить нервы. Несколько заключенных заметили, как менялось ее лицо, когда Мария слушала музыку, увлеченно и с удовольствием⁴.