Покровительство Марии оркестру повысило ее авторитет в глазах начальства в Биркенау, в том числе Йозефа Крамера и Йозефа Менгеле. Любовь Менгеле к музыке была хорошо известна, и он посетил несколько концертов оркестров лагеря. Отношения Марии с Хёсслером продолжали оставаться соперническими и противоречивыми. Между ними не было особой любви, но когда дело касалось оркестра, в их непростых отношениях проявлялось некое сотрудничество. Хотя должность Хёсслера была выше Марии и в силу своего пола он всегда считался вышестоящим, Мария отказывалась вести себя как его подчиненная3
.Уцелевшая Анна Паларчик считает, что Мандель и Хёсслер ненавидели друг друга, так как постоянно соперничали4
. То, что Мария отказалась подчиняться Хёсслеру во время службы в Аушвице, показывает, как сильно выросло ее чувство собственной значимости за время службы в лагере.Самым высокопоставленным нацистским чиновником, которому довелось услышать оркестр, был Адольф Эйхман, совершавший поездку по Биркенау в конце февраля 1944 года5
. Мандель организовала визит Эйхмана в музыкальный блок, что, возможно, стало апогеем ее гордости за свои достижения. Альма тщательно готовила оркестр; все понимали, как важно, чтобы они хорошо выступили.Хотя Эйхман пробыл в музыкальном блоке всего несколько минут, у него сложилось положительное впечатление об оркестре. В награду женщины получили дополнительную порцию лагерного кофе и, что еще важнее, возможность прогуляться за городом в сопровождении небольшой охраны, вырвавшись из вечной хмари лагеря в расцветающую на улице весну. Музыканты считают, что этот глоток свободы был результатом того, что Альма в разговорах с Мандель подчеркивала страдания молодых исполнителей6
.В итоге оркестранткам устроили две прогулки за город, одну ранней весной, другую чуть позже. Сегодня уцелевшие лелеют эти воспоминания.
– Было тепло, в окрестностях было много прудов, и девушкам разрешалось купаться и вообще расслабляться, разговаривать друг с другом, садиться и отдыхать. Это было нечто сказочное. Потрясающее…7
Во время второй прогулки заключенных сопровождали только две женщины-надзирательницы, одна из которых была Ирма Грезе с собакой. Зофия Циковяк вспоминает, что в то время как некоторые девушки купались, она не плавала, а сидела у дерева. Когда пришло время уходить, Зофия отстала, а потом поскользнулась. Собака бросилась за ней (ее так выдрессировали), но веревка обвилась вокруг запястья Грезе и потянула ее вниз вслед за Зофией и собакой. Завязалась суматоха, все полетели на землю, распластавшись у пруда.
– Момент веселья посреди безумия. Комедия оплошностей! Все попадали плашмя!8
Все, включая Грезе, рассмеялись, пораженные в тот момент нелепостью ситуации. Никаких неприятных последствий не последовало.
Глава 47
«Оркестр означает жизнь!»
Мандель была в восторге от того, как Альма руководила оркестром. Она прониклась к ней искренним уважением, несмотря на то что Альма была заключенной и еврейкой. Женщины были близки по возрасту (в 1943-м Марии был тридцать один год, Альме – тридцать семь), обе австрийки, немецкий был их родным языком. Альма, симпатичная женщина с длинными темными волосами, на которых начала появляться седина, и Мария, живое воплощение светловолосой голубоглазой представительницы арийской расы, завязали своеобразные отношения. Нивиньская вспоминала, что Альма обладала очень сильным характером. «Она тоже была красива, но по-другому, и была ростом выше Мандель. Своей осанкой, исполненной достоинства, она внушала уважение»2
.Весь лагерь гудел от сплетен, когда Альму заметили в кабинете Марии, сидящей в кресле и наслаждавшейся обычным разговором. Это произвело фурор. Мандель обращалась к Альме не иначе как «фрау Альма», а та рассказывала истории о своей концертной карьере, о сценах и торжественных приемах, где ей довелось выступать. Женщины были потрясены тем, что Альме разрешалось сидеть! «В истории лагеря не было ни одного подобного примера.
Музыка Альмы и ее выступления особенно глубоко тронули Марию. «Когда я наблюдала за ней во время успешного концерта, особенно во время нового выступления Альмы, то ее лицо сияло, буквально светилось радостью. На лице появлялось выражение глубокой проникновенности. Когда Альма солировала, в глазах Мандель читалось изумление, настолько хорош был конечный продукт»5
.Элен Шепс вспоминает:
– Мандель очень восхищалась Альмой Розе, нашим дирижером. Несомненно, именно поэтому она «благоволила» к участникам оркестра. Она часто передавала нам небольшие посылки, которые, вероятно, были вещами умерших людей!6