Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

– Это были очень трудные, сталинские времена. Поэтому мои родители, ради нашей безопасности, ни с кем не говорили на эту тему³.

Мы обсуждаем вступительное слово Рымаря-старшего на суде. Рымарь-младший с гордостью заявляет, что его отец был превосходным оратором, любил цитировать классику и учился в классической школе, где все ученики должны были очень хорошо знать не только латынь, но и греческий.

– Да, у него был ораторский талант, он был прирожденным адвокатом. Он был очень эмоциональным и работал с полной самоотдачей. У него можно было научиться тому, как вести дело, но он легко перегорал, а в те времена быть адвокатом было нелегко⁴.

Несмотря на огромные и очень явные трудности, с которыми пришлось столкнуться в ходе этого процесса, Рымарь-младший заключает:

– Да, он был молод в то время, но таков был его характер. Его характер сформировался уже тогда; он был жестким, бескомпромиссным, с глубокой непоколебимой верой в то, что он делает. Для меня отец всегда был примером характера, мужества и бескомпромиссности, ума и знаний⁵.

Другой адвокат, доктор Войцех Дудек, после войны работал в Кракове. В 2004 году это невысокий мужчина с редеющими седыми волосами и серыми глазами. Он хорошо знал Станислава Рымаря, часто встречался с ним за чашкой кофе и был впечатлен его мужеством. Дудек запомнил Рымаря очень подтянутым и высоким, человеком, который держался прямо, всегда носил свежую рубашку и галстук-бабочку и смотрел прямо в глаза.

– В суде Рымарь вел себя смело, что навлекало на него беды [дисциплинарные взыскания]. Он никогда не сдавался и не уступал никому⁶.

Поскольку в Польше царил коммунистический период, Дудек описывает определенные ограничения на то, как адвокат мог говорить в суде, особенно если речь шла о военном суде или делах, в которых подозреваемые были задержаны по политическим мотивам. Это и стало причиной дисциплинарных проблем Рымаря:

– Его выступления были чрезвычайно смелыми и не «политкорректными»⁷.

Опасный политический климат заставлял каждого адвоката подбирать формулировки с осторожностью человека, пробирающегося через минное поле.

– Было очень легко ошибиться словом: все время приходилось подчеркивать положительные стороны социализма. Так что надо было исходить из соображений политкорректности, к которой он не мог приспособиться. Он защищал своих клиентов так же, как делал бы это сегодня, – так же, как если бы мог делать это как угодно⁸.

Несмотря на это, Дудек не считает, что назначение Рымаря адвокатом преступников Аушвица было наказанием. Он вспоминает, что адвокатов выбирали случайным образом, так что назначение Рымаря на этот процесс было простым совпадением. Рымарь-младший не уверен, было ли это назначение наказанием или нет.

– Не знаю. Мой отец всегда был человеком реакционным. В то время наша семья попала в список интеллигенции, составленный русскими коммунистами,  – людей в этом списке должны были выгнать из Кракова. Еще до войны мой дед и отец значились в нем как политические активисты. В те времена отец считался политическим врагом, но он всегда оказывался там, где считал нужным быть, где людям требовалась помощь. Отец относился к людям не по-меркантильному, поэтому в первую очередь это был вопрос помощи, и только затем вопрос оплаты – он как-то не придавал этому значения. И я воспитывался в такой атмосфере. Мы едва сводили концы с концами. Во время учебы я работал статистом в театре Словацкого. Поэтому прежде всего это было служение другим людям, и меня тоже воспитывали именно так⁹.

Мария Мандель и Станислав Рымарь вскоре начали проводить встречи, готовясь к судебному процессу.

Глава 80 Показания

По мере приближения дня суда Мария менялась. Она стала более тихой и задумчивой. Я бы с радостью утешила Марию. Но как?

Маргит Бурда¹

Первый допрос Марии Мандель состоялся 19 и 20 мая 1947 года в Монтелюпихе. На допросе присутствовали Мандель, Ян Зен, прокурор Хелена Торович и секретарь Кристина Шиманская. Допросы проходили на первом этаже в двух комнатах, отделенных друг от друга решеткой, расположенных рядом с административными помещениями.

Шиманская вспоминает, что допросы в Монтелюпихе проходили очень «гладко»:

– Никакой охраны даже не требовалось. Они сидели в одной комнате, мы допрашивали в другой².

На этом этапе расследования Мандель все еще проявляла высокомерие и цинизм.

В течение следующих двух дней Марии показывали разные документы, уличающие ее в различных преступлениях, например, ее подписи в отчетах о наказаниях и списках на выбраковку³. Она либо прямо отрицала свою причастность, либо заявляла, что лишь выполняла приказы и исполняла решения, принятые в других местах⁴. Мария умаляла применение силы и неоднократно жаловалась на строгость Хёсса.