Читаем Гость со звезды Ли Бо. Стихи и эссе полностью

Он – Феникс, священная птица Неба, облетающая Землю от края до края, проводя ночи среди облаков; он – могучая фантастическая Птица Пэн, с трепетом поминавшаяся мудрецом древности Чжуан-цзы. Он – ветр, чьи порывы неостановимы; он – вспышка опаляющего пламени:

Мир – велий сон без формы и без края,И в нём вот так себя я понимаю:Летучий ветер с пламенем огня,Смешавшись, составляют суть меня.

Поэт формулирует идею духовной сущности как плода соединения двух высших стихий, эманации абсолюта, для которых земное бытие – лишь кратковременная остановка в бесконечном вращении кармического Колеса.

Нам, потомкам, повезло, что не нашёлся правитель, чей «горний дух» узрел в Ли Бо небесного собрата. Сколь выиграл бы такой правитель, получив мудрого советника, но мы… мы лишились бы Поэта. Потому что истинная поэзия – выплеск высокого духа – несовместима с обслуживанием власти! Она выше любой власти, ибо власть – организм земной и бренный, а Поэзия – от Неба и зовёт в Вечность!

Разумеется, не к Золочёному коню, посверкивавшему в лучах солнца над дворцовыми воротами, не к уходящей в облака столичной башне Фениксов стремился Ли Бо – нет. Он в полной мере осознавал свою значимость, он мечтал стать опорой праведному владыке, как того требуют от Благородного мужа незыблемые принципы, заложенные Конфуцием, мудрецом из мудрецов.

Конфуций был нравственным ориентиром для Ли Бо. В последнем в своей жизни стихотворении он поминал Учителя с грустью: кому другому можно поведать высокие помыслы Поэта?

Взметнулся велий Пэн – о! Содрогнулся всяк.С полнеба пал он – ах! Совсем иссякли силы.О! Исполать ему! Забыть того нельзя,Елико вознесён к Фусану, где Светило…Но кто, прознав о том, слезу прольёт?!Учитель Кун? Уже давно он в бозе почиёт.

В этих патетичных, архаизованных – будто поэт говорит не с современниками, а с давно почившим патриархом – шести строчках (четыре символа как четыре базовых вехи всего мировоззренческого пространства Ли Бо) Конфуций – совершенномудрый Учитель, чьим наследием только и необходимо поверять высоконравственные устремления; Солнце – метоним помазанного Небом императора в идеальном представлении о нём; мифическое древо Фусан, взметнувшееся до самого неба; гигантская Птица Пэн, коей нет преград.

В последних двух символах поэт закодировал самого себя, свою возвышенную, но, по земным меркам, горькую жизнь.

Рождение Ли Бо окружено легендами. Знаменателен даже такой факт, как исторически зафиксированное место его земного рождения: город Суяб (в иероглифической транскрипции Суйе), «западный край», где в те времена находился Тюркский каганат. То есть великий китайский поэт оказался «пришельцем», родился не среди китайцев, не в Китае, не в «центре мира» (самоназвание Китая – «Чжунго», что означает «Срединное государство»), а в неких отдалённых краях.

В те времена даже поговаривали, что он вовсе и не земной человек, а небожитель, пришелец со звезды Тайбо («Великая Белизна»; так древние китайцы называли планету Венеру), сосланный за провинность (а может быть, с высокой миссией исправления людских нравов?), и матери его привиделся дух этой звезды, после чего в семье Ли и родился мальчик, получивший имя Бо («белый, белизна»).

Не напоминает ли это утверждение эзотерики о том, что Духу для самопознания предлагают миссию: временно уйдя из своих энергетических планов, воплотиться на Земле и для личного получения опыта материального существования, и для участия в нравственном совершенствовании землян? И шире – необходимость для всякой энергетической сущности пройти через материальное воплощение в той или иной Вселенной?

Любопытное уточнение к «космической» версии появления Ли Бо в земном мире дал поэт Су Ши, ментально достаточно близкий к великому предшественнику (его даже именовали «Младшим Ли Бо»). В одном из стихотворений он отвергает версию «ссылки», полагая, что Ли Бо был независимым Духом, собственной волей выбирая направления свободных блужданий по космическим просторам:

Как эфемерны те, кто Небом осенён,не пал лишь Падший гений, он блуждал меж звёзд,не пятнышком Земли – безмерностью пленён.

Мы не знаем, было ли воплощение Ли Бо на Земле в VIII веке первым (по какой-то причине среди всех предшествовавших поэтов он выделял, ощущая свою с ним духовную родственность, Се Тяо [V век], поэта не из самых крупных, но в своём творчестве заложившего основы поэтики последующих эпох, которые развил именно Ли Бо), но есть основания полагать, что не последним.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература