— Не обнаружится. Таить про сотника не помышляю, однако сказать о нём следует во благовремении, когда надо будет. А поспешишь — людей насмешишь...
Рынды отмахнули створки дверей крестовой палаты, Иоанн вышел в сопровождении немногих окольничих, вместе с ним отстоявших заутреню. Перехватив взгляд государя, Бомелий отвесил поклон и остался стоять. Немного погодя подошёл женоподобный отрок, молча поманил за собой.
— Так что, Елисей, были видны светила? — спросил Иоанн, когда они остались вдвоём в небольшом, жарко натопленном покое. — Говорил тебе, к ночи вызвездит.
— Государь не ошибся и в этом. Ночь была морозной и ясной, ничто не препятствовало наблюдениям. Я наконец смог определить то, чего недоставало моим расчётам.
— И что же, нашёл ты эту свою... как её называл? Благорасположенную персону?
— Не «мою», государь, — тонко улыбнулся Бомелий. — Персона сия благорасположена к твоему маестату, посему надлежит назвать её твоею. Я её нашёл. Прикажешь говорить здесь?
Он обвёл взглядом стены, до высоты человеческого роста обитые тиснёной потускневшим золотом кожей, а выше округлённые к расписанному травами своду.
— Нет, — отрывисто сказал Иоанн, правильно истолковав его заминку. — К себе ступай, да не отлучайся никуда. Улучу время — приду.
— Когда угодно будет государю. — Бомелий снова склонился в низком поклоне и стал пятиться к двери.
— Да ты точно ли её высчитал? — спросил Иоанн.
— Могу ли я представить твоему величеству ошибочные или непроверенные результаты?
— Ну добро. А сам эту... персону видел?
— Так, маестат. Я имел одну оказию её увидеть.
— И что же она...
— Государь будет доволен моим открытием, — заверил Бомелий.
Вернувшись к себе, он кликнул управителя и велел запереть в работной избе всех слуг и никуда их не выпускать, покудова не скажет.
— Сей день мы с Иосифом изготовляем сугубо злое зелье, коего пар может причинить смерть, ежели его вдохнуть, — объяснил он, — потому никто не должен приближаться. Ты же будь в караульне и так само не высовывайся. Когда закончим, Иосиф тебя известит.
— А ну как вы с ним сами вдохнёте да окочуритесь, доколе ж нам сидеть взаперти?
— Нам не грозит, мы с ним приняли антидотум. Сейчас скажи ему, чтобы пришёл сюда.
Пройдя в лабораториум, он погрел руки у очага, ещё раз прикидывая возможные последствия своего «открытия». Впрочем, теперь — когда уже оповестил о нём государя — думать было поздно. Оставалось лишь надеяться, что всё сойдёт, как задумано.
По обыкновению неслышно, появился Абдурахман, приблизился, приложив руку к сердцу и ко лбу, и замер в выжидательной позе.
— Сегодня придёт один высокопоставленный вельможа, — сказал Бомелий. — Весьма высокопоставленный! Он довольно давно заказал мне свой гороскоп, однако за недосугом я смог выполнить заказ лишь теперь. Боярину же пришлось сказать, будто трудился над ним долго. Разбери вон те бумаги, там есть ненужные, и всё относящиеся к расчётам астрологическим — ну увидишь сам, прохождение тех или иных планет через зодиакальный пояс, склонение эклиптики и тому подобное — разложишь здесь по столу, да побольше. Боярин всё одно ничего в этом не смыслит!
— Я понял, о мудрый. Ты решил прибегнуть к некоторой диссимуляции, — кивнул Абдурахман. — Вполне, впрочем, безвредной, если позволишь своему сервусу высказать его ничтожное суждение.
— Конечно, она безвредна, — согласился Бомелий. — Напротив, скорее можно назвать её благодетельной: заказчик был уязвлён, что ему не уделили достаточного внимания, и вдруг с радостью убеждается в обратном... Приведи стол в соответствующий вид, а после ступай к себе и сиди тихо. Сюда не показывайся ни в коем случае, ибо у этого вельможи есть одна особенность: он вспыльчив и до исступления ненавидит людей твоего племени. Кажется, кто-то из его родни пропал в турецком плену или что-то в этом роде. Толком не знаю. Но стоит ему увидеть смуглое лицо, да ещё с носом такой причудливой формы, как он впадает в буйное неистовство...
— О, горе мне, — простонал магрибинец, закатывая глаза.
— Горе тебе будет, если заглянешь сюда или столкнёшься с ним по пути, — нетерпеливо сказал Бомелий. — Поэтому уходи из лабораториума, как только разложишь бумаги. А если он появится раньше — приведу в действие потайной колокольчик, тогда бросай всё и беги к себе.
— Слушаю и повинуюсь, — почтительно ответил магрибинец.
Бомелий ушёл. Абдурахман принялся разбирать бумаги, откладывая в сторону те, что с виду могли сойти за расчёты и заметки, связанные обычно с работой над составлением гороскопа. Оказалось их порядочно, не зря Бомелий слыл звездочётом. Впрочем, в его способности, как такового, Абдурахману не очень верилось, ибо в разговорах на эту тему он не раз уже ловил лекаря на ошибках, непростительных для действительно посвящённого в возвышенные тайны астрологии.