Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Этот выброс проблем надлежало как-то обуздать, оконтурить, обозначить хотя бы какими-то красными флажками, как при охоте на волков. Границы, очерченные и охраняемые законами «времен Очакова и покоренья Крыма», были прорваны². И встал вопрос: что делать? С чего начать? Вопрос же о том, кто виноват старались свести на нет, позабыть, чтоб не накалять страсти, — и без того горько и смутно.

Раздались предложения, что нужно срочно заштопать дыры, завалить пролом в стене каменьями, в правовом выражении это означало не трогать старые Основные законы, а только отремонтировать, поправить некоторые статьи, что-то внести и новое в духе «евроремонта». Предложили форму, а именно — указать в специальном определении Правительствующего сената новые дополнительные, а также измененные статьи, но фундамент Основных законов (1832 г.) не рушить. Ведь сумели же его сохранить творцы Великих реформ царя-освободителя?! Почему бы внуку не повторить опыт деда?

Но были и другие громкие возгласы о необходимости сущностного пересмотра Основных законов, издании не сенатского определения (по отдельным статьям), а новой редакции Законов, их пересмотр на новых началах конституционного права.

Эти две позиции видны на всех этапах работы по пересмотру Основных законов, работы, увенчанной изданием новой их редакции, которую вдумчивые современники (Н. С. Таганцев) называли Конституцией Николая II.

«Была какая-то закулисная игра в деле создания Основных законов, — заявляет премьер граф С. Ю. Витте, — которая мне открылась впоследствии»³.

Мысль о закулисной игре, некоей таинственности рождения Конституции 1906 г. присутствует в старой историко-правовой литературе (даже учебной), созданной свидетелями, а возможно, и соучастниками свершившегося. Так, профессор Н. И. Лазаревский, автор широко известного в былые годы лекционного курса, счел нужным написать следующее: «История этих Основных законов не может считаться точно установленною. На основании проникших в свое время в печать сведений можно заключить, что кем-то был составлен проект этих законов, который поступил к государю и в начале марта 1906 г. был им передан в Совет министров. Советом проект был рассмотрен в нескольких заседаниях 10–19 марта, подвергнут ряду изменений и представлен в новой редакции государю. Эта редакция (напечатана в „Праве“ 1906 г. № 15) с точки зрения требований конституционного строя являлась крайне неудовлетворительною (например, в ней отрицалась судейская несменяемость). Подобные постановления вызвали ряд нападок в периодической печати, указывавшей на то, что проект является во многих частях принципиальным отрицанием Основ конституционного строя, затем проект этот подвергался еще раз пересмотру (по-видимому, в совещании под председательством государя), был до некоторой степени очищен, а потом не подвергался рассмотрению в существовавшем тогда законодательном порядке, то есть в Госсовете был утвержден и распубликован»⁴ (курсив мой. — А. С.).

Как видим, профессор Лазаревский весьма осторожен в изложении сути дела. Он более уверенно говорит только об обсуждении проекта в Совете министров, ссылаясь на статью сотрудника Витте. Последуем по указанному им следу. Итак, слово премьеру Витте. Этот «генератор реформ» публично неоднократно заявлял, что предметом «моей гордости» является «исключительное и ответственное участие» в создании законов, которыми был «очерчен новый строй»⁵.

Но в мемуарах Витте нет связного изложения всего периода (ноябрь 1905 г. — май 1906 г.), а это важнейший период реформ, составление, обсуждение, одобрение новой редакции Основных законов. Более того, экс-премьер признает, что выпустил эту тему сознательно.

Вчитываясь в его текст, трудно восстановить весь ход событий: только в январе в частном разговоре с графом Сольским Витте узнал о подготовке нового Основного закона, что работа ведется в государственной канцелярии. В конце февраля Сольский передал ему и проект «в том виде, в котором он представил его государю»⁶.

Трудно поверить графу, сыгравшему «исключительную и ответственную роль» в этой истории. Откуда такое подчеркнутое нарочитое отстранение? В чем причина? И. В. Гесссен (в октябрьские дни его советник-консультант) замечает, что Витте «допустил существенные неточности» и «ничего не говорит об историческом свидании», которое произошло на квартире Витте вскоре после Октябрьского манифеста⁷.