Читаем Государственный инстинкт – наследие русских царей (статьи и непридуманные истории): 1917–2017 гг. полностью

Мы видим, что энтропия совокупности таких категорий, как нравственность, порядочность, честность и пр., увеличивалась (т. е. увеличивалась хаотизация общественного сознания).

Что сейчас?

Мы видим внешнее благополучие на фронтах внешней политики Российской Федерации, но не видим качественного улучшения её внутри страны[10].

В результате чего большая часть нашей молодёжи будет являться питательной средой для организации религиозных сект, выращивания деятелей и перевозчиков наркобизнеса, воспитания будущих бойцов (убийц) террористических группировок разных мастей.

Лихие девяностые (1991–1999 гг.) лакмусовой бумажкой легли на население Российской Федерации, выявив тех, кто, не имея ни совести, ни чести, бросился на службу (в рабство) к золотому тельцу (далее см. страшный абзац).

Правда, выявил и тех, у кого не только остались эти совесть и честь, но и в которых не ослабел государственный инстинкт. Но, увы, процент представителей, у которых ещё остался в подсознании этот государственный инстинкт – конкретно, в нашей властной элите, – исчезающе, микроскопически мал. Об это прямо свидетельствуют, в том числе, и «мероприятия» законодательного и исполнительского характера.

Возьмите каналы ТВ – стрельба и мордобой, мордобой и стрельба.

Безвкусица и дебилизм, дебилизм и безвкусица.

Конечно, государственный корабль не любит резких движений. Но, если он накренился и бортами своими зачерпывает воду – то этих резких движений уже не избежать, поскольку он может быстро пойти ко дну…

Свят, Свят, Свят еси, Боже, Богородицею помилуй нас.


(Продолжение следует…)

Третье, тоже длинное предисловие

(продолжение…)

Конец XIX – начало XX столетия ознаменовались в России быстрым ростом «революционного чертополоха». Поскольку произвести прополку этого чертополоха обществу не удалось (или не захотелось?), случилось то, что случилось.

В феврале 1917 года революционеры – в основном высшие военные чины, финансово-промышленные и банковские олигархи, большинство членов Государственной Думы – объявили народу, что Царь им не нужен; «с Православием разбирайтесь сами. Ну, а Отечество… Где вы живёте, там и отечество. Для нас же главное – прогресс, успехи финансово-промышленных групп, бизнес и власть». (Почему мы и называем их прогрессистами).

Революционеров-прогрессистов сменили революционеры-большевики.

Что было потом, всем известно.

Но всем ли известно, что «Катехизис революционера», составленный на трёх страницах синтаксически безграмотным, но не бесталанным организатором боевых пятёрок (отражённым в «Бесах» Ф.М. Достоевского) Нечаевым во второй половине XIX века, чрезвычайно восхитивший В.И. Ленина и положенный им в основу своей революционной деятельности, для любого нормального человека выглядит как кредо патологического убийцы, получившего высшее образование в лучших филологических университетах России и Запада.

Поставьте перед собой стакан воды с таблеткой валидола и прочитайте этот «Катехизис революционера» (лучше, если вы прочитаете его в первоисточнике, имеющем массу орфографических и синтаксических ошибок). Представляется, что надолго – если не навсегда- этот трёхстраничный опус отобьёт у вас желание петь панегирики революции.

Идеологическая подкладка этого «Катехизиса…» спонтанно (спонтанно ли?) оформилась с помощью товарищей Маркса и Энгельса (записных гедонистов и отъявленных русофобов) – таких же «человеколюбцев» и «людоведов», как и Нечаев, как это вам ни покажется диким или странным.

Таким образом, в памяти всплывает всё вышеперечисленное, когда на глаза попадается заметка или статья с гимнами революции. А ведь революция воспевалась российской общественностью, а затем советской (и постсоветской) властью на протяжении более чем полутораста последних лет[11].

Революционный чертополох подобен сныти, с которой бороться бесполезно, особенно если не прибегать к Божией Помощи.

Мы были пионерами, затем комсомольцами, кое-кто побывал и в партии – автор этих строк (инженер по профессии) членствовал (состоял, числился – иначе и не скажешь) в КПСС с 1971-го по 1991 год и как семейную историческую реликвию до сих пор хранит комсомольский билет, учётную карточку члена КПСС и партбилет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя
Демонтаж коммунизма. Тридцать лет спустя

Эта книга посвящена 30-летию падения Советского Союза, завершившего каскад крушений коммунистических режимов Восточной Европы. С каждым десятилетием, отделяющим нас от этих событий, меняется и наш взгляд на их последствия – от рационального оптимизма и веры в реформы 1990‐х годов до пессимизма в связи с антилиберальными тенденциями 2010‐х. Авторы книги, ведущие исследователи, историки и социальные мыслители России, Европы и США, представляют читателю срез современных пониманий и интерпретаций как самого процесса распада коммунистического пространства, так и ключевых проблем посткоммунистического развития. У сборника два противонаправленных фокуса: с одной стороны, понимание прошлого сквозь призму сегодняшней социальной реальности, а с другой – анализ современной ситуации сквозь оптику прошлого. Дополняя друг друга, эти подходы позволяют создать объемную картину демонтажа коммунистической системы, а также выявить блокирующие механизмы, которые срабатывают в различных сценариях транзита.

Евгений Шлемович Гонтмахер , Е. Гонтмахер , Кирилл Рогов , Кирилл Юрьевич Рогов

Публицистика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Император Николай I и его эпоха. Донкихот самодержавия
Император Николай I и его эпоха. Донкихот самодержавия

В дореволюционных либеральных, а затем и в советских стереотипах император Николай I представлялся исключительно как душитель свободы, грубый солдафон «Николай Палкин», «жандарм Европы», гонитель декабристов, польских патриотов, вольнодумцев и Пушкина, враг технического прогресса. Многие же современники считали его чуть ли не идеальным государем, бесстрашным офицером, тонким и умелым политиком, кодификатором, реформатором, выстроившим устойчивую вертикаль власти, четко работающий бюрократический аппарат, во главе которого стоял сам Николай, работавший круглосуточно без выходных. Именно он, единственный из российских царей, с полным основанием мог о себе сказать: «Государство – это я». На большом документальном материале и свидетельствах современников автор разбирается в особенностях этой противоречивой фигуры российской истории и его эпохи.

Сергей Валерьевич Кисин

История / Учебная и научная литература / Образование и наука