Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

Д. Гилмор — один из немногих путешественников, описавших саму процедуру судебного разбирательства, на котором ему довелось находиться. Суд происходил в большом шатре голубого цвета и в присутствии большого числа чиновников. Подсудимых вводили в шатер и ставили на колени перед судьями — двумя-тремя чиновниками-мандаринами, которые восседали за столом с разложенными на нем бумагами; ожидавшие суда преступники оставались снаружи, также на коленях. В самом шатре и вокруг толпились зрители, довольно четко распределившиеся на сторонников подсудимых и потерпевших. При этом четкой очередности выслушивания показаний сторон не было, и прения зачастую превращались в перепалку. Телесные наказания, к которым приговаривались подсудимые, осуществлялись тут же[657].

Несмотря на вполне обоснованную предубежденность населения против официальных судов, нельзя не отметить, что в ряде случаев судьи старались учитывать не только факт преступления и причиненный им ущерб, но и обстоятельства его совершения, а также личность преступника. В результате даже причинение значительного имущественного вреда могло быть прощено, а причинивший его — отделаться минимальным наказанием. Все тот же Гилмор описывает ситуацию с молодым ламой, который разжег в степи костер, что привело к сильному пожару, в результате которого сгорело имущество проходившего мимо каравана. На суде лама заявил, что не имел преступных намерений и, кроме того, являлся единственным сыном своего престарелого отца, о котором заботится. В итоге суд приговорил его к 30 ударам плетью, даже не заставив снять халат, что, по выражению миссионера, было «типично монгольским» судебным решением[658]. Он также отмечает, что преклонный возраст мог послужить смягчающим обстоятельством: в его присутствии одного старика старше 60 лет наказали за кражу 30 легкими ударами плети. Зато молодого 20-летнего ламу, также обвинявшегося в воровстве, сурово наказали розгами, невзирая на его духовный статус[659].

В некоторых случаях пытки помогали добиться не только обвинения, но и оправдания. Так, Д. Гилмор описывает, как несколько монголов обвинялись в конокрадстве, причем среди них был весьма приличный молодой человек, сын чиновника. Как и остальные, он подвергся пытке, которая могла бы продолжаться, если бы другой подследственный после серии ударов не сознался, что оговорил его[660]. Примечательно, что наряду с пытками виновность подсудимого могла устанавливаться «при помощи гаданья — кидания костей с очками и проч. судебных приемов, создаваемых усмотрением членов суда»[661].

В заключение приведем рассказ Э. Р. Гюка и Ж. Габе, который дает основание полагать, что некоторые южные монголы в полной мере сумели освоить методы взаимодействия и с китайскими дельцами, и с официальными судами и использовать их к собственной пользе. Как рассказывают миссионеры, один монгол принес китайским ростовщикам слиток серебра, весивший, по его словам, 52 унции, но китайцы, желая его обмануть, заявили, что его вес 50 унций, с чем он согласился. Затем китайцы обнаружили, что слиток фальшивый и вызвали монгола в суд: за фальшивомонетничество грозила смертная казнь. На суде монгол отрицал, что знал о том, что слиток фальшивый, говоря, что он «простой, не хитрый человек», и, в свою очередь, потребовал перевесить слиток. Когда оказалось, что он весил все же 52 унции, суду пришлось принять решение в пользу монгола и присудить китайских ростовщиков к наказанию палками[662].

Заключение

Анализ записок российских и западных путешественников XVII — начала XX в. убеждает в их ценности как источника сведений о традиционной государственности и праве монголов данного периода. При этом они могут рассматриваться и как дополнительный источник по отношению к монгольским правовым памятникам при реконструкции монгольской системы власти и права, и как самостоятельный — при прослеживании эволюции политических и правовых изменений в Монголии на различных этапах данного исторического периода.