Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Первые российские посольства (и даже отдельные представители имперской администрации, не обладавшие статусом официальных послов), побывавшие в эмирате в 1870-е годы, встречались бухарскими властями с высокими почестями. Так, миссию полковника С. И. Носовича, побывавшую в эмирате в 1870 г. (впервые после заключения мирного договора 1868 г.) встречал уже на границах эмирата мирахур — фактически «министр иностранных дел» Бухары [Костенко, 1871, с. 43]. Аналогичным образом мирахур встретил и Н. Ф. Петровского, несмотря на то что тот, по его словам, ехал в Бухару как путешественник [Петровский, 1873, с. 212]. А для того чтобы пообщаться с Н. П. Стремоуховым, который в 1874 г. официально всего лишь сопровождал возвращавшегося домой бухарского посла, эмир Музаффар сам прибыл из столицы в город Китаб [Стремоухов, 1875, с. 640]. Г. А. Арендаренко, как официальный представитель туркестанского генерал-губернатора при дворе эмира Музаффара, пользовался не только почетом со стороны самого монарха и его сановников, но и фактически выполнял функции эмирского советника, выражая позицию российских имперских властей по различным вопросам — в первую очередь относительно внешней политики Бухары, ее связей с Афганистаном, британскими властями Индии и т. д. [Арендаренко, 1974, с. 44–45].

Впрочем, убедившись со временем, что российские власти не намерены ни присоединять Бухару к империи, ни свергать его самого, эмир Музаффар стал относиться к российским дипломатам с меньшим пиететом. Так, если в первой половине 1870-х годов он лично принимал каждого российского представителя, прибывавшего в эмират, обменивался со всеми дипломатами рукопожатием, нередко даже выезжая им навстречу из столицы и встречая в каком-либо из городов на пути следования, то в начале 1880-х ситуация несколько меняется. С вышеупомянутым Г. А. Арендаренко в период его пребывания в эмирате (январь — июль 1880 г.) Музаффар общался преимущественно через своих чиновников — даулетханов [Там же, с. 96]. В. В. Крестовский, описывая прием, оказанный посольству во главе с князем Ф. А. Витгентштейном, сообщает, что, встречая членов миссии, эмир на их приветствия лишь «отвечал одним общим полупоклоном, слегка привстав с места, и тут же сел опять и протянул князю руку». При этом сам русский дипломат дает объяснение подобному поведению эмира: поскольку его положение в глазах подданных после договора 1868 г. было сильно поколеблено, он старался «возвратить себе вид самостоятельности хотя бы только в манере своего обращения с русскими» [Крестовский, 1887, с. 136][173].

Тем не менее нельзя не отметить, что формальное признание российского протектората существенно изменило положение российских представителей в Бухарском эмирате. Раньше не только рядовые русско-подданные (в первую очередь торговцы), но и дипломаты не могли себя чувствовать в безопасности и должны были опасаться за свою жизнь[174]. Теперь же основные проблемы пребывания российских дипломатов в Бухаре сводились к тому, в какой степени им следовало выполнять требования местного посольского церемониала, чтобы при этом не ронять престиж представляемой ими Российской империи.

В результате прием послов эмиром с точки зрения соблюдения протокола стал неким компромиссом между российскими и бухарскими дипломатическими традициями. С одной стороны, для русских послов был отменен унизительный обычай падать ниц (что сохранялось в отношении мусульман) и даже кланяться эмиру — он «по английскому обычаю» стал пожимать руку членам российских миссий [Стремоухов, 1875, с. 646; Яворский, 1882, с. 56; Крестовский, 1887, с. 136]. С другой стороны, русские соглашались присутствовать на эмирском приеме в халатах, которые он жаловал им, а также должны были выходить из зала, пятясь, чтобы не поворачиваться спиной к эмиру [Костенко, 1871, с. 50; Крестовский, 1887, с. 139–140; Носович, 1898, с. 286–287; Яворский, 1882, с. 56][175]. Претерпела эволюцию и еще одна традиция: ранее иностранные послы должны были сходить с коня на площади перед резиденцией эмира и дальше идти на прием пешком, но уже в конце 1870-х годов бухарские чиновники оставляли это действия на усмотрение российских дипломатов. Так, доктор И. Л. Яворский и его спутники в 1879 г. предпочли сойти с лошадей, выказав тем самым уважение бухарскому монарху, при этом впоследствии, в своих записках, доктор выразил недоумение по поводу отказа некоторых русских офицеров делать это, удивляясь, что они считали спешивание на площади перед дворцом унизительным [Яворский, 1883, с. 332] (см. также: [Глуховской, 1869, с. 75–77]).