Как и в Восточном Туркестане, система высших органов власти в Кульджинском султанате во многом копировала кокандскую. Сановники и управители отдельных селений носили чины мирахур, датха и проч. При султане находились мин-беги (высший сановник) орда-беги (управляющий дворцом), мураб-беги (чиновник для поручений), а также несколько казначи, которых сам Каульбарс характеризует как «высших светских сановников». Во главе селений, по которым проезжали российские дипломаты, находились шан-беги [Там же, с. 235–236, 239–241]. Как можно увидеть, из административной иерархии исчезли только хаким-беки и аксакалы, тогда как большинство остальных чиновников остались и даже сохранили свои названия![171]
В отличие от цинской администрации, в течение столь длительного времени ограничивавшей возможности торговли местного населения с иностранцами, султанское правительство дало подданным больше свободы в экономической сфере. Когда в одном из селений А. В. Каульбарс и его спутники выразили намерение приобрести какие-то товары, к ним немедленно сбежалось местное население, активно предлагая нужную и ненужную продукцию и охотно принимая в качестве оплаты русское серебро. Вместе с тем султан, по-видимому, держал под контролем выезд своих подданных за границу: население неоднократно обращалось к российским дипломатам, чтобы они убедили султана позволить им свободно ездить в Россию для торговли [Там же, с. 237].
Поскольку главной целью поездки, как уже отмечалось, было улаживание дела о нападении на российских военных и привлечении виновных к ответственности, Каульбарс упоминает о кульджинских тюрьмах и некоторых процессуальных действиях. Как оказалось, подозреваемых уже перед приездом российской делегации посадили в тюрьму — зиндан, в которой их традиционно содержали в цепях и колодках, не позволяя ни мыться, ни бриться. Допросы султанские чиновники проводили публично, применяя к подозреваемым «инквизиционные меры» — били их плетью, подвешивали за ноги и проч. Поэтому как для подозреваемых, так и для представителей власти султаната стало сюрпризом, что русские проводили допрос не только без физического воздействия, но даже и не повышая голоса [Каульбарс, 1873, с. 244].
Отмечая, что практически все административные должности в султанате были заняты таранчами, А. В. Каульбарс упоминает и о представителях других групп населения. К большинству, наряду с таранчами, относились также и дунгане, об остальных же он практически ничего не говорит, ограничившись лишь краткими сообщениями о том, что среди подданных Алахана Абиль-оглы были даже выходцы из российских владений: в частности, с посольством общались один беглый казак и один сарт из Верного (совр. Алматы): оба находились на службе у султана [Там же, с. 245]. Примечательно, что когда сарт изъявил желание вернуться в российское подданство, Каульбарс уточнил у сопровождавшего его султанского сановника, не находится ли тот под судом или следствием и не должен ли кому-то в Кульдже; получив отрицательные ответы, глава российской миссии даже не счел нужным согласовывать с султаном отъезд русско-подданного из его владений [Там же, с. 247].
Анализ сведений А. В. Каульбарса позволяет увидеть попытки мятежных властей Кульджинского султаната сблизиться с соседними мусульманскими государствами — даже за счет копирования системы органов власти и управления, реализации принципов мусульманского права и проч. Однако (что, опять же, вытекает из сообщений дипломата) обстановка в многонациональном государстве оставалась весьма напряженной, а сам монарх не имел возможности реализовать свои намерения в полной мере, поскольку зависел от собственных сановников и родоплеменной знати. Поэтому неудивительно, что после серии очередных враждебных действий на границах с Российской империей (чаще всего совершавшихся отнюдь не по воле султана), султанат был быстро и бескровно упразднен, а его территория на 10 лет вошла в состав России и была возвращена империи Цин лишь после подавления мусульманского восстания и восстановления контроля маньчжурских властей над остальной частью Синьцзяна.
Глава VII
Путешественники об изменениях в государственности и праве среднеазиатских ханств под протекторатом Российской империи
В течение 1868–1873 гг. Российская империя победила Кокандское ханство, Бухарский эмират и Хивинское ханство, установив над ними протекторат. Юридически это означало, что ханства сохраняют независимость, но лишаются права самостоятельной внешней политики и создают режим наибольшего благоприятствования для российских торговцев и других русско-подданных в своих владениях. Фактически же российские власти рассматривали протекторат как возможность постепенной интеграции ханств в состав империи, повышая их политический, экономический, правовой и культурный уровень, т. е. планировали реализацию процесса фронтирной модернизации[172]
.