Естественно, русским торговцам торговать по «фиксированным ценам» было невыгодно, и они шли на всяческие ухищрения, чтобы обойти сложившийся порядок. Самым распространенным приемом было вручение взятки, которая могла достигать 20 лошадей лично цзян-цзюню и до 50 — остальным чиновникам. Взамен те соглашались либо уменьшить пошлины (или вообще отменить их), либо же разрешить иностранцам торговать напрямую с китайскими и мусульманскими купцами Кульджи [Абу-Бакиров, 1850, с. 386–392; Валиханов, 1985ж, с. 258; Ковалевский, 1846, с. 19]. Другим способом обойти ограничения было сокрытие части товара: караваны стремились прибыть в Кульджу ночью и, пока чиновники не начали осмотр товаров, скрыть часть их, чтобы потом торговать с местным населением [Ковалевский, 1846, с. 18–19].
При этом, как отмечал Н. И. Любимов, в 1840-е годы порядок торговли в Чугучаке существенно отличался от действовавшего в Кульдже: в этом городе торговля допускалась напрямую с купцами-китайцами, хотя значительная часть товаров и здесь шла в пользу амбаня и его подчиненных. Тем не менее подобная ситуация была гораздо выгоднее для иностранных купцов, в результате чего в Кульджу нередко везли «всякий плохой товар». Неудивительно, что Кульджинским трактатом от 25 июля 1851 г., которым Китай официально открывал Кульджу и Чугучак для торговли с Россией, для обоих городов предусматривался именно «чугучакский» вариант торговли, т. е. напрямую с купцами [Веселовский, 1908а, с. 179–181]. В 1860 г. в Пекине был подписан новый договор, которым подтверждалось право русских купцов напрямую торговать с китайцами и даже посещать дома своих партнеров [РКО, № 11, с. 36], которое раньше всячески ограничивалось цинской администрацией, требовавшей, чтобы на посещение китайцев (как администраторов, так и торговцев) русские получали специальные разрешения [Веселовский, 1908а, с. 178; Генс, 1855, с. 344–345; Рейнталь, 1866, с. 153].
В русско-китайской торговле не практиковалось заключение договоров: каждая сторона просто озвучивала свою цену, и если она устраивала контрагента, то сделка осуществлялась — в денежной (в Кульдже) или натуральной (в Чугучаке) форме [Веселовский, 1908б, с. 320]. При этом интересно отметить, что если ранее обычной практикой была продажа товаров в долг, то теперь она была отменена в правовом порядке. Дело в том, что и русские, и китайские торговцы в таких случаях нередко обманывали своих партнеров, и порой приходилось тратить немало времени на поездки из Кульджи в Чугучак и наоборот, чтобы не торговать новыми товарами, а лишь взыскивать прежние долги [Валиханов, 1985ж, с. 257; Ковалевский, 1846, с. 24]. Теперь, согласно ст. 12 Кульджинского трактата, отпуск товаров в долг считался незаконным, и консулы не принимали к рассмотрению жалобы по сделкам такого рода [РКО, 1958, № 8, с. 28].
Конечно, торговля была важнейшим стимулом развития отношений России с Китаем, и поэтому столь большое внимание уделялось именно организации торговли через Кульджу, из которой товары шли в Восточный Туркестан и те области внутреннего Китая, которые не охватывались ранее открытой русско-китайской торговлей через Кяхту. Однако уже в том же договоре 1851 г. предусматривалась возможность особого дипломатического статуса русских подданных в регионе — в частности, учреждение должностей консулов в Кульдже и Чугучаке для защиты интересов своих соотечественников перед китайскими властями. Консулы совместно с представителями цинской администрации даже могли разбирать мелкие споры и ссоры российских и китайских подданных. Кроме того, в обоих городах учреждались также торговые фактории для проживания русских купцов и хранения их товаров (см.: [Кудрявцева, 2018, с. 64]).
При этом нельзя не отметить, что пределы полномочий консулов и правовой статус факторий были весьма ограничены. По условиям трактата 1851 г. китайцы не несли ответственность за сохранность товаров в факториях, и самим русским подданным следовало обеспечить их охрану (равно как и по пути следования — от набегов казахов, которые считали себя китайскими подданными). Более того, фактории не считались территорией России, на которой действовали бы ее законы: их обитатели пользовались только религиозной свободой, посягать на которую не могли представители цинской администрации [РКО, 1958, № 8, с. 27, 28].