Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Как отмечал Ч. Ч. Валиханов, побывавший в крае в составе дипломатической миссии в 1856 г., цзян-цзюнь — «это совершенный трехбунчужный паша», т. е. напоминает своими действиями коррумпированную османскую администрацию: живет за счет народа, получая от местных жителей продукты, ткани, топливо, ремонт резиденции и проч., при этом забирая в свою пользу и значительную часть государственных налогов, сборов и пошлин [Там же, с. 239]. Можно отметить, что взяточничество китайских чиновников стало одной из причин недовольства ими со стороны местного населения и вышеупомянутого восстания.

Китайцы в крае являлись и воинами, но было также и немало ссыльных, занимавшихся земледелием и промыслами [Васильев, 1885, с. 10; Путинцев, 2011, с. 91]. Наделение их земельными участками, ставшими казенной собственностью после физического уничтожения бывших владельцев — ойратов, привело к возникновению новых форм землевладения в регионе. В частности, были организованы китайские военные поселения (бинтунь), поселения для ссыльных (цзянтунь), земельные участки для маньчжурских солдат (цитунь), дунган (хуэйтунь) и китайцев (хутунь) [Ходжаев, 1982, с. 174].

Монголы представляли собой что-то вроде иррегулярных войск, которые российские современники сравнивают с казачьими; на них возлагалась обязанность по охране границ региона [Валиханов, 1985а, с. 198; Генс, 1855, с. 339; Путинцев, 2011, с. 92, 110]. Однако, как отмечал российский чиновник А. Т. Путинцев в начале XIX в., цинские власти не доверяли им и каждый год направляли на границу также до 1,5 тыс. солдат непосредственно из столицы края — города Кульджи (кит. Или). Весьма примечательно, что когда в Китай бежали волжские калмыки в 1771 г., они прибыли именно в Илийский край, рассчитывая поселиться в Джунгарии — прежних местах обитания своих родичей-ойратов (сам калмыцкий предводитель Убаши и другие представители знати во время переговоров содержались в качестве заложников именно в Кульдже), однако, как сообщает атаман Г. Волошанин, побывавший как раз в это время в регионе, цинские власти решительно возражали против такого варианта, намереваясь расселить калмыков по другим регионам, и даже готовы были применить войска в случае сопротивления беглецов их планам [Волошанин, 2011, с. 47–55][164].

Что же касается тюрков-мусульман, составивших наиболее многочисленную часть региона, то они занимались преимущественно торговлей и ремеслом и имели местное самоуправление. Главой его считался хакимбек Кульджи, избираемый таранчами. В его подчинении находились ишкага (помощник), шанбеги (казначей) и мураб (чиновник для поручений), которые, как правило назначались хаким-беком из числа собственных родственников. Эти представители мусульманского самоуправления отчитывались перед маньчжурской администрацией, и их особый статус подчеркивался тем, что они имели право носить маньчжурские косы, что свидетельствовало об их интеграции в административную систему империи Цин [Путинцев, 2011, с. 109; Расплетаев, 1908, с. 38–39].

После установления контроля над бывшей Джунгарией и ее заселением выходцами из других регионов, т. е. уже в начале 1760-х годов, цинские наместники в регионе стали добиваться превращения Илийского края в военный укрепленный район [Китайские документы, 1994, с. 113]. Следствием этой политики стало фактическое закрытие Кульджи для иностранцев. И только в силу особенностей состава местного населения было разрешено вести торговлю в регионе выходцам из среднеазиатских ханств — Ташкента, Коканда, Бухары, основное население которых (сарты) было родственно таранчам [Генс, 1855, с. 342; Путинцев, 2011, с. 114] (см. также: [Антонов, 1982, с. 151–152])[165]. По замыслу цинских властей, Кульджа должна была стать торговым узлом, через который товары из Средней Азии поступали бы в центральные области Китая. Эта тенденция была обращена в свою пользу русско-подданными мусульманскими торговцами — выходцами из Бухары и Ташкента, а также татарами, ведшими торговые дела в Оренбуржье и Сибири. Однако в течение длительного времени и они были вынуждены выдавать себя за подданных среднеазиатских ханств [Валиханов, 1985ж, с. 257; Веселовский, 1908а, с. 177–178; 1908б, с. 313–314] (см. также: [Антонов, 1982, с. 152–153; Шкунов, 2017, с. 141]).