Читаем Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в. полностью

Ставки налогов постоянно возрастали: если в начале правления Якуб-бека харадж был 10 %, то потом он возрос до 20 % (а в некоторых местностях — и до 50 %), танапный сбор, составлявший 2 таньга с танапа, возрос до 7–10; хан-дилик был установлен в размере 1 таньга с дома, но вырос до 4 таньга; тари-кара со временем увеличился с 2,5 до 5 % [Куропаткин, 1879а, с. 33–34, 44–45; Forsyth, 1875, р. 97]. Якуб-бек ввел практику передачи сбора налогов на откуп хакимам, что рождало многочисленные злоупотребления со стороны сборщиков. Однако российские очевидцы, в целом критически оценивавшие систему управления при Якуб-беке, отмечали, что взяточничества и лихоимства у него было не больше, чем в других государствах Центральной Азии [Куропаткин, 1879а, с. 41, 44].

Китайские власти после восстановления контроля над Восточным Туркестаном внесли изменения в налогообложение. Отныне поземельный налог не взимался с площади земли, а зависел от собранного урожая. С торговцев налоги вообще не брались, но вводился косвенный налог при покупке скота — «бадж», составлявший 10 % от его стоимости (как в Бухарском эмирате). Предпочтение отдавалось натуральной форме уплаты налогов: зерном, соломой, дровами и проч. [Петровский, 1886, с. 17–19][159].

Нуждаясь в деньгах и увеличивая налоги, Якуб-бек при этом не способствовал развитию торговли. Внутренняя торговля складывалась стихийно и не была активной: во-первых, были изгнаны китайцы, много делавшие для ее развития; во-вторых, многие товары были изъяты из оборота как противоречащие шариату или не соответствующие качеству; в-третьих, снизилась покупательная способность населения [Белью, 1877, с. 98, 213]. Как писал Т. Форсайт, местные жители говорили ему, что в китайские времена товаров было намного больше [Forsyth, 1875, р. 36]. Внешняя торговля также была ограничена: правитель не позволял караванам выезжать из Йэттишара чаще, чем раз в четыре месяца, особо строго контролируя торговцев, ведущих дела с Российской империей: ведь многие купцы и погонщики караванов нередко отправлялись в российские пределы, чтобы остаться там. Якуб-бек ввел практику «паспортов» (т. е. специальных разрешений на выезд) и залогов («обеспечений») для отправляющихся с караванами и паломников [Беллью, 1877, с. 185–186]. Иностранных же торговцев, прибывавших в Кашгарию без согласования с местными властями, правитель приказывал задерживать и сажать под арест — так, в частности, поступили с несколькими караванами из России, которые получили возможность начать торговать и вернуться лишь после подписания торгового договора Якуб-беком и А. В. Каульбарсом в 1872 г. [Каульбарс, 1872, с. 272].

Правитель Йэттишара довольно много внимания уделял поддержанию коммуникаций, строительству и ремонту дорог и мостов [Белью, 1877, с. 222; Рейнталь, 1869, с. 41; Shaw, 1871, р. 460]. Это было связано с тем, что он, в отличие от китайцев, старался управлять страной, отдавая устные приказы, поэтому ему было необходимо постоянно рассылать многочисленных гонцов в подвластные ему регионы с соответствующими указаниями для правителей [Куропаткин, 1879а, с. 37; Рейнталь, 1870, с. 185]. Вероятно, не в последнюю очередь подобная практика объяснялась тем, что сам Якуб-бек был неграмотен (хотя и производил на иностранцев впечатление образованного человека).

Якуб-бек начал чеканить собственную монету, ставшую основным платежным средством в Йэттишаре. При этом медные монеты (пулы), которые использовались наиболее широко, продолжали чеканиться по образцу прежних, имевших распространение при цинских властях — вероятно, так Якуб-бек пытался добиться доверия населения к новой монете, однако сам навредил себе денежными махинациями. После отказа от сюзеренитета Коканда, Якуб-бек начал изъятие из оборота «кокани» (кокандских таньга), за которые давали по две местных, он же начал принудительно выкупать их по полтаньга за каждую. Затем он приказывал перелить эти деньги в местные, худшего качества, зарабатывая на такой операции вдвое (что, опять же, напоминает о финансовой политике бухарских властей) [Куропаткин, 1879а, с. 52–53; Тухтиев, 1989, с. 19]. Неудивительно, что местные жители с тоской вспоминали времена правления империи Цин, когда на ту же сумму можно было купить втрое больше продуктов или других товаров [Shaw, 1871, р. 470].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение