Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Однако влияние Кокандского ханства оставалось настолько прочным в регионе, что власти империи Цин, несмотря даже на очевидные доказательства поддержки кокандцами восстаний ходжей, не решались пересмотреть условия договора 1831 г. В результате те же кокандские чиновники (равно как и представители восточно-туркестанских органов управления, находившиеся под их покровительством), которые деятельно поддерживали ходжей, сохраняли свои должности и полномочия и после возвращения региона под контроль империи Цин [Валиханов, 1985ё, с. 156–157, 187]. Поколебать их позиции могло только изменение политической ситуации в самом Кокандском ханстве. Ч. Ч. Валиханов приводит типичный пример зависимости кокандской администрации Кашгара от обстановки в Коканде, относящийся как раз ко времени его пребывания в Восточном Туркестане. Принимавший его кашгарский аксакал узнал, что в Коканде произошел переворот, назначивший его хан Худояр был свергнут, и на трон вступил старший ханский брат Малла-бек, который, впрочем, тут же направил в Кашгар ярлык, подтверждавший полномочия аксакала. Однако, как вскоре выяснилось, это было лишь хитростью, для того чтобы усыпить бдительность чиновника и не позволить ему скрыть документы и казну: вскоре в Кашгар прибыл новый акскакал, назначенный ханом, который тут же конфисковал бумаги и средства своего предшественника. Весьма примечательно, что этот аксакал уже занимал данный пост прежде, в 1856 г., а при Вали-хане-тура являлся его минбаши [Он же, 1985в, с. 71–72].

Наконец, еще один фактор политико-правового развития Восточного Туркестана, упоминаемый Ч. Ч. Валихановым, делает его сведения весьма важными для исследователей так называемой «Большой игры», т. е. противостояния Российской и Британской империй за контроль над Центральной Азией во второй половине XIX в. Речь идет о присутствии англичан в регионе, все усиливавшемся с каждым новым восстанием ходжей. Исследователь упоминает, что уже во время первого восстания в Восточном Туркестане — движения Джангир-ходжи в 1825–1828 гг. — англичане выказывали намерение поддержать его в ущерб империи Цин: ходжа некоторое время пребывал в Кабуле и там довольно активно взаимодействовал с британскими эмиссарами. Во время восстания Джангира в Восточном Туркестане, по сведениям Ч. Ч. Валиханова, находилось около 200 британских подданных, причем пятеро из них, находясь при предводителе восстания, «располагали всеми его действиями» и по статусу приравнивались к самим ходжам. «Английский след» также просматривался в «восстании семи ходжей» 1847 г.: один и ходжей еще в 1841 г. появился в Кабуле и вел переговоры с британскими оккупационными властями [Он же, 1985к, с. 343]. Вали-хан-тура, создавая войско, сформировал 70-тысячное кавалерийское соединение, получившее название «сипаи» [Он же, 1985ё, с. 151], что также позволяет предполагать британское влияние. Неудивительно, что после восстановления контроля над Восточным Туркестаном в 1858 г. власти Цин запретили въезд в регион русским и британцам, справедливо подозревая обе империи в намерении распространить здесь свое влияние [Там же, с. 193].

Надо сказать, что интерес Ч. Ч. Валиханова к Восточному Туркестану и политико-правовым процессам, происходившим в нем, не исчез после того, как он совершил свою миссию и подготовил материалы по ее итогам в конце 1850 — начале 1860-х годов. Уже в последние месяцы жизни, фактически устранившись от активной служебной и политической деятельности из-за проблем со здоровьем и проживая в родных кочевьях, он продолжал следить за событиями в соседнем регионе империи Цин. Об этом свидетельствуют, в частности, его письма конца 1864 — начала 1865 г. Г. А. Копаковскому (начальнику Алатавского округа, впоследствии ставшему военным губернатором Семипалатинской и Семиреченской областей, а затем и первым генерал-губернатором Степного края). В них Ч. Ч. Валиханов сообщает о появлении в восставшем регионе ходжей и отношении к ним местных жителей, об участии в восстании местных казахов и их противостоянии с местными народами монгольского происхождения. Также он вновь упоминает об активизации Англии, эмиссары которой уже, по слухам, появились в Хотане. Особо Валиханов обращает внимание на то, что для России и в первую очередь для казахского Старшего жуза, китайское правление в регионе является своего рода гарантией стабильности в отношениях казахов и населения Восточного Туркестана, в чем заинтересованы и сами цинские власти [Он же, 1985л, с. 162, 170–171, 173–175]. Впрочем, нельзя не отметить, что сведения в этих письмах, в отличие от информации, собранной в 1856–1859 гг., получены уже «через вторые руки» и содержат обобщения этой, не всегда проверенной, информации и даже слухов, доходивших до него.