Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Несмотря на то что и это восстание закончилось поражением, власти Цин не могли не принять во внимание позицию Кокандского ханства, в результате чего в 1831 г. между ханством и империей был заключен договор, фактически превративший Восточный Туркестан в некую «буферную территорию». Кокандские власти обязались держать под контролем Белогорских ходжей и не позволять им вновь появляться в регионе. Со своей стороны, империя Цин обязалась выплачивать ханству вознаграждение за это, а также предоставить на правах своеобразной аренды право сбора ряда налогов в Кашгаре. Таким образом, наряду с вышеупомянутыми китайскими органами власти и органами местного управления в Восточном Туркестане появились и официальные представители кокандской администрации — акскакалы, а при них токсабы и зякетчи, т. е. сборщики налогов, взимавшие торговые налоги, а также сбор за выдачу билетов на право торговли в Кашгаре [Он же, 1985в, с. 39–43, 46; 1985ё, с. 147]. С ними непосредственно пришлось столкнуться и самому Ч. Ч. Валиханову во время своей поездки 1858–1859 гг., причем он отметил, что полномочия кокандских и местных восточно-туркестанских властей в отношениях с иностранными путешественниками и купцами весьма неопределенны. В частности, не регламентировалось, где именно и кем должны были взиматься торговые пошлины и платежи с проезжающих — на подъезде к городу кокандскими чиновниками или уже в самом городе при совершении сделок туркестанскими органами управления! Неудивительно, что каждая администрация старалась использовать эту неопределенность, чтобы получить с приезжих дополнительные сборы, взятки и проч. [Он же, 1985в, с. 42, 46; 1985з, с. 58, 66].

В связи с этим одним из наиболее важных представляется наблюдение Ч. Ч. Валиханова, позволяющее объяснить причины поражения всех восстаний ходжей и кратковременности периодов существования восстанавливавшегося ими государства. Дело в том, что все руководители восстаний воспитывались в Коканде и, как уже отмечалось, нередко даже поднимали восстание при прямой поддержке кокандских властей. Следствием этого становились попытки внедрения в захваченных городах и регионах административных и правовых институтов Кокандского ханства — привычных самим ходжам, но совершенно чуждых населению Восточного Туркестана.

Так, предводитель восстания 1825–1828 гг., Джангир-ходжа (принявший тронное имя «сеид Джангир-султан»), ввел должность мин-баши (так именовался высший чиновник в Кокандском ханстве), его приближенные носили звания пансадов, т. е. пятисотенных (Ч. Ч. Валиханов приравнивает их к полковникам) и т. д. [Валиханов, 1985ё, с. 142][154]. Аналогичную политику проводил и глава восстания 1847 г. Ишан-хан-тура (Катта-тура), также создавший администрацию по аналогии с кокандской. Предводитель последнего восстания 1857 г. Вали-хан-тура сформировал свой двор по чисто кокандскому образцу, введя должности минбаши, михтара, удайчи (главы придворных), курши (начальника телохранителей), казначея и проч. Этот ходжа сохранил, фактически присвоил себе, полномочия высшей судебной и карательной инстанции. Исследователь приводит немало ярких примеров жестоких и бессмысленных казней, осуществленных Вали-ханом-тура, в том числе и лично [Там же, с. 150, 152, 153][155]. Суд же ахунов нередко играл лишь формальную роль, выполняя приказы того или иного ходжи об осуждении его политических противников — так, например, был осужден ахунами и приговорен к казни чиновник Мет-Сеит-ван, который оскорбительно отозвался о Джангир-ходже [Там же, с. 142].

Население Восточного Туркестана было крайне недовольно тем, что все высшие должности в государстве ходжей занимали кокандцы. Представители местной элиты могли рассчитывать на звание пансадов, но при этом реальной власти ни в системе управления, ни в армии не имели [Там же, с. 153–154]. Еще более негативно была воспринята местными жителями принудительная «исламизация», предпринятая ходжами. Как уже упоминалось, Ч. Ч. Валиханов отметил, что население Восточного Туркестана не относилось к ревностным мусульманам, поэтому многие принципы ислама в полной мере не соблюдались. Вали-хан-тура предписал всем представителям мужского населения, начиная с шести лет, носить чалмы и совершать молитвы в мечетях пять раз в день. Женщины, традиционно обладавшие в регионе большой степенью свободы, теперь обязательно должны были закрывать лица и не заплетать косы — у нарушительниц запрета косы отрезались местными «полицейскими» [Там же, с. 153, 166].

Неудивительно, что спустя считанные месяцы (если не недели) после триумфального прихода к власти того или иного ходжи местное население, только что триумфально встречавшее его как освободителя от ига «неверных» китайцев, начинало тяготиться нововведениями своего «природного правителя» и надеяться на скорое возвращение прежних властей, которые по крайней мере не посягали на их религиозные и бытовые обычаи.