Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Активными участниками русско-китайской торговли в Кульдже стали и казахи Среднего жуза, юридически считавшиеся подданными Российской империи, однако при этом власти империи Цин считали их своими данниками, поскольку казахи являлись таковыми по отношению к Джунгарскому ханству, а маньчжуры позиционировали себя как правопреемников джунгар в отношениях с их прежними подданными и вассалами. Неслучайно именно в Кульджу доставлялись подати, взимаемые китайскими чиновниками с казахов Старшего жуза [Лещев, 2011, с. 379–380]. Соответственно, в отличие от русско-подданных татар, бухарцев и ташкентцев, казахам не было необходимости выступать под именем представителей других стран: китайские власти Кульджи охотно торговали с ними, обменивая поставляемых ими баранов на местные товары [Васильев, 1885, с. 5; Волошанин, 2011, с. 48, 50; Путинцев, 2011, с. 113–114].

Собственно, именно благодаря казахам российские торговцы и получили возможность приезжать в Илийский край — правда тоже под личиной среднеазиатских купцов: уже с конца XVIII — начала XIX в. они стали получать от казахских ханов и султанов соответствующие письма, либо же представители казахского правящего рода сами сопровождали русские караваны до Кульджи. Именно таким образом караваном купца И. Ф. Нерпина (в составе которого находился дипломатический чиновник А. Т. Путинцев) в 1811 г. было получено письмо от казахского Камбар-султана, правда сами караванщики выдавали себя за ташкентцев [Путинцев, 2011, с. 83, 84] (см. также: [Антонов, 1982, с. 151; Валиханов, 1985ж, с. 256]). И позднее русско-подданные купцы-мусульмане пользовались этим способом, приезжая в Илийский край в сопровождении казахов из числа подданных империи Цин [Абу-Бакиров, 1850, с. 380–381].

Однако к 1830–1840-м годам пребывание русских торговцев в Илийском крае стало обычным явлением: непосредственно в Кульдже вели дела семипалатинские купцы Самсонов и Санников, имевшие годовые обороты в десятки тысяч рублей и державшие там постоянно 2–3 приказчика [Валиханов, 1985ж, с. 257; Веселовский, 1908б, с. 316; Косицын, 1878, с. 12] (см. также: [Антонов, 1982, с. 153]). Более того, согласно сведениям томского торговца П. Г. Уфимцева (родственника и приказчика вышеупомянутого купца Самсонова), в Кульдже он встречался с несколькими китайскими подданными русского происхождения — потомками «албазинцев», т. е. жителей Албазина, попавших в плен к китайцам после заключения Нерчинского договора 1689 г. и затем переселенных в бывшую Джунгарию [Косицын, 1878, с. 10].

В результате, когда в 1845 г. вице-директор Азиатского департамента МИД Н. И. Любимов посетил второй по значению торговый город — Чугучак[166], он даже не счел нужным скрывать, что является русским (правда, под именем купца Хорошева): местный таможенный амбань всего лишь порекомендовал ему впредь «приезжать туда в азиатском наряде». Из этого сам Любимов сделал небезосновательный вывод, что цинские чиновники готовы сами нарушать режим пребывания иностранцев в Кульдже и поддерживать с ними незаконную торговлю ради собственной выгоды [Веселовский, 1908а, с. 179][167].

В самом деле, сам порядок организации торговли с иностранцами в Илийском крае, по сути, обусловливал произвол и злоупотребления чиновников. Как сообщают российские торговцы, сразу по пересечении русско-китайской границы караван встречал пикет из китайцев или монголов, командир которого считал людей, лошадей, скот и вьюки, после чего часть солдат сопровождали караван до следующего поста (при этом отношение к караванщикам было достаточно суровым: китайские офицеры даже позволяли себе хлестать их плетками) [Ковалевский, 1846, с. 17; Путинцев, 2011, с. 93, 115][168]. Когда же торговцы пребывали в Кульджу, они должны были останавливаться на постоялом дворе, а товары сгружать на особый склад («пакгауз»), где его проверял сам цзян-цзюнь, после чего объявлял цену на товары [Веселовский, 1908а, с. 178; Генс, 1855, с. 340; Ковалевский, 1846, с. 19]. Если цена не устраивала торговцев, выбирались 3–4 представителя от каравана, которые начинали торговаться, а цзян-цзюнь грозил, что приговорит их к битью палками за нарушение порядка. Однако, как правило, заканчивались такие переговоры мирно и взаимной уступкой требований, после чего цинские чиновники покупали товары для казны, попутно собирая с них пошлины (в виде части товара), а уже затем перепродавали местным жителям, с которых также взимали пошлину (но уже серебром) [Ковалевский, 1846, с. 19–20]. Пошлина с иностранцев составляла до 10 % от количества товара (а с баранов — 1 голова с 5)[169], с местного же населения — до 8 % от стоимости покупки [Валиханов, 1985ж, с. 258; Веселовский, 1908б, с. 319; Генс, 1855, с. 340–341]. Впрочем, как сообщает А. Т. Путинцев, со среднеазиатских торговцев в Кульдже пошлину не взимали, поскольку они уплачивали ее при пересечении границы в Восточном Туркестане — Яркенде, Хотане, Кашгаре или Аксу [Путинцев, 2011, с. 114].