Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Пессимизм дипломата оказался вполне оправданным: еще и в 1910-е годы российские путешественники отмечали фактическое существование рабства в Бухаре — правда, в форме долговой кабалы. Композитор и путешественник В. Н. Гартевельд сообщает, что подобное явление было весьма распространено в эмирате, причем 90 % были должны эмирской казне. Самым простым и распространенным способом взять человека в кабалу было наложение на него представителями властей крупного штрафа, который он не мог выплатить. Долговые обязательства весьма скрупулезно записывались в специальные книги, так что привлечь недобросовестного плательщика к ответственности было несложно. В результате должник попадал в кабальную зависимость либо от властей, либо от того, кто готов был внести за него соответствующую сумму. С этого момента должник как бы «приписывался» к своему дому и не мог без разрешения своего «хозяина» никуда отлучиться. Отныне все свое время он должен был посвящать отработке долга, который нередко еще и рос: сам хозяин определял, сколько отработал должник за определенное время, не забывая вычитать стоимость, якобы потраченную на его «содержание»; при этом многие должники, лишившиеся своих домов, нередко жили в хлеву вместе со скотом. Даже пожаловаться на несправедливое обращение заимодавца должник не мог, поскольку не имел права отлучаться куда бы то ни было без его согласия. Как отмечает Гартевельд, подобные проявления «скрытого рабства» были вполне очевидны российскому политическому агентству, но оно не могло ничего изменить, поскольку любые такие попытки стали бы вмешательством во внутреннюю жизнь эмирата [Гартевельд, 1914, с. 112–116].

Важной реформой тот же Н. В. Чарыков также считает отмену эмиром Абдул-Ахадом наиболее жестоких наказаний, которые неоднократно описывались прежде путешественниками[182]. К концу пребывания Чарыкова на посту политического агента в эмирате перестали практиковаться публичное перерезывание горла преступникам на базарной площади, передача убийцы для самосуда родственникам убитого (которые порой буквально разрывали его на части), сбрасывание преступников с минарета (Башни смерти) [Чарыков, 2016, с. 143][183].

С одной стороны, подобные решения эмира свидетельствовали о его намерении «модернизировать» уголовно-правовую систему Бухары, однако с другой — имели и некоторые отрицательные последствия. Так, Н. А. Варенцов вспоминал, что в 1880-е — начале 1890-х годов в Бухаре было немного краж и грабежей: торговцу, покидавшему свою лавку на время и даже на ночь, было достаточно, не закрывая ее, просто перетянуть поперечной веревкой. А в 1890-е годы число краж стало возрастать, равно как и количество деяний, ранее признававшихся религиозными преступлениями и сурово наказывавшимися — пьянство, открытое посещение публичных домов, азартные игры [Варенцов, 2011, с. 280–281]. Сам коммерсант связывает ухудшение криминальной обстановки в эмирате с тем, что со временем в нем появилось много выходцев из России, в том числе с Кавказа, однако как представляется, и сами бухарцы могли себе позволить совершать противоправные деяния, уже не опасаясь столь суровых наказаний, которые предусматривались раньше.

Русско-бухарские договоры 1868 и 1873 г. предоставляли российским торговцам существенные льготы при ведении дел в Бухарском эмирате, однако лишь в конце XIX в. началось существенное увеличение числа русских торговых предприятий и представительств крупных российских промышленных фирм в эмирате [Клемм, 1888, с. 4]. Однако при их открытии нередко возникали казусы, связанные с отсутствием четкого юридического оформления русско-бухарского экономического сотрудничества. Так, например, еще и в начале XX в. статус российских предприятий на территории эмирата был довольно противоречив: одни из них располагались на территории российских поселений (Новая Бухара, Чарджуй, Керки) и, соответственно, действовали на основании имперского законодательства, не неся никаких обязательств перед эмиратом, другие же (или даже филиалы и отделения этих же фирм) находились уже в пределах владений эмира, который, конечно же, не собирался упускать возможность взимания с них налогов, пошлин и проч. [Логофет, 1911б, с. 207].