Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Порой для обеспечения более высоких платежей с российских фирм бухарские власти шли на хитрости и злоупотребления. Так, один из российских очевидцев сообщает, что русским торговым агентам, арендовавшим контору в Бухаре, запретили прорубать окно в здании под предлогом, что из него можно будет видеть местных женщин в соседнем дворе, на самом деле всего лишь желая получить от русских взятку за разрешение. Однако торговцы оказались людьми опытными: ночью они прорубили окно, вставили раму и стекло — и никаких санкций со стороны властей не последовало [Л. С., 1908, с. 100]! Но такие явные злоупотребления со стороны властей могли иметь место только в Бухаре — в провинции сам факт российского подданства торговца уже ограждал его от вымогательств со стороны властей. Как сообщает Р. Ю. Рожевиц, в Кулябе один русско-подданный выходец с Кавказа открыл лавку, с которой местные власти даже не осмеливались взимать налоги [Рожевиц, 1908, с. 624–625].

Впрочем, далеко не всегда представители российских предпринимательских кругов в Бухаре выступали в качестве «пострадавшей стороны», порой также злоупотребляя своим привилегированным положением в эмирате. Так, пользуясь своим особым статусом в Бухарском эмирате русские подданные и даже некоторые иностранцы (в частности, французы) стали брать многочисленные подряды на поставку леса для строительных работ. В результате истребление горных рощ в эмирате приобрело такой массовый характер, что даже российская администрация запретила эту практику своим подданным. Любопытно, что бухарские власти, вслед за российскими, «не совсем понимая его [этого запрета. — Р. П.] смысл», стали запрещать выдачу подобных подрядов и в отношении других местностей, где рубка леса не влекла столь тяжелых экологических последствий [Стеткевич, 1894, с. 253–254]. Пользуясь льготами в торговле, татары-перекупщики фактически захватили монопольное положение на закупку хлопка у крестьян-производителей по крайне низким ценам, перепродавая его затем гораздо дороже, чем могли бы покупать сами владельцы ткацких фабрик [Ситняковский, 1899, с. 153].

Естественно, подобные факты приводили российских предпринимателей к конфликтам не только с властями Бухары, но и с торговыми партнерами. В связи с этим в правовой жизни эмирата появилось еще одно нововведение — появление у Российского политического агентства права осуществлять суд над русско-подданными (или с их участием) в пределах Бухарского ханства и над приравненными к ним иностранцами немусульманского вероисповедания [Лессар, 2002, с. 114; Олсуфьев, Панаев, 1899, с. 146]. Сами же российские чиновники видели в этом ограничение суверенных прав эмира [Никольский, 1903, с. 44–45]. Однако вместо того, чтобы привести к недовольству местного населения, судебные полномочия российских чиновников вызвали прямо противоположный эффект: бухарцы сочли российский суд более справедливым и стали массово обращаться к русским судьям даже в тех случаях, когда обе стороны спора были подданными эмира. Большинство русских чиновников в таких случаях просто-напросто отклоняли такие иски, лишь Д. Н. Логофет, занимая военно-административный пост в г. Сарай и выполняя также судебные функции, предпочитал действовать иначе: он отправлял спорщиков из числа местных жителей к мировому судье, либо прямо к политическому агенту. Поскольку до первого было ехать 700 верст, а до второго и всю тысячу, спорщики делали соответствующие выводы и оставляли Логофета в покое [Рок-Тен, а, с. 2].

Вместе с тем тяжкие преступления российские судьи разбирали со всем тщанием и выносили суровые приговоры. Так, российский дипломат и публицист Э. Э. Ухтомский подробно описывает суд над тремя местными жителями, которые при ограблении ювелирной лавки в Чарджуе убили еврея-приказчика. Поскольку преступление было совершено на российской территории и в отношении русско-подданного, судья был вправе вынести решение на основе российских законов: убийца был приговорен к повешению (приговор привели в исполнение на следующий день), а двое других, укрыватели преступника и краденого, отделались менее суровым наказанием [Ухтомский, 1891, c. 165–170].

В 1895 г. Бухара (как и Хива) была включена в таможенную черту Российской империи, что имело следствием, во-первых, освобождение бухарцев от уплаты таможенных пошлин при пересечении российской границы; во-вторых, передвижение российских таможен к границам эмирата с Афганистаном (при этом сам эмир не пострадал, поскольку продолжал взимать пошлины с ввозимых и вывозимых товаров в свою пользу) [Чарыков, 2016, с. 143] (см. также: [Почекаев, 2016а]). Появление на границе российских таможенников вместо бухарских чиновников стало настоящим шоком как для бухарцев, так и для афганцев: как вспоминает туркестанский чиновник (впоследствии выдающийся советский востоковед) А. А. Семенов, местные торговцы на таможне под Кулябом пытались торговаться с русскими пограничниками и просто-напросто отказывались поверить, что таможенный тариф является фиксированным [Семенов, 1902, с. 100].