Государство против революции

В январе 1937 года Е. Б. Пашуканис был арестован, затем объявлен врагом народа и приговорен к высшей мере наказания. Расстрелян31 августа 1937 года по решению Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР. «На списке лиц под номером 74 значится фамилия Пашуканис, список подписан Сталиным, Молотовым, Ворошиловым, Ждановым и Кагановичем»[405]. Реабилитирован в 1956 году.

Из основных работ Е. Б. Пашуканиса следует выделить: «Общая теория права и марксизм» (1924), «Объект права» (1927), «Учение о государстве и праве» (1932), «Очерки по международному частному праву» (1935).

Убийство вместо дуэли

Знаменитая дискуссия о правопонимании 1920–1930-х годов могла бы показаться возней в правоведческой песочнице, если бы не оказалась настолько кровавой. Ее ожесточенность наглядно демонстрирует тот факт, что речь в ней шла отнюдь не о справедливости той или иной теории права, а о чем-то гораздо большем. Собственно, из контекста настоящих очерков понятно, что этим бо́льшим была борьба практиков-управленцев с марксистскими доктринерами, или, образно говоря, государства с революцией.

Как мы видели, внешне эта борьба тоже протекала в виде дискуссий, только политических, и также выглядела вполне схоластически. Что уж говорить о спорах на тему, что такое право, особенно если они ведутся в онтологическом ключе. Этим спорам уже больше ста лет, и конца им не предвидится. Вместе с тем, будучи проекцией кровавой борьбы за власть, дискуссия о том, существует ли пролетарское, советское или социалистическое право как особая сущность, и если да, то что это такое, также приобрела драматический характер и имела тяжелые последствия.

Вооруженный захват власти и участие в истребительной Гражданской войне начисто лишили Советскую власть какой-либо легальности. Свою легитимность она черпала в новоявленной религии – марксизме-ленинизме. Поначалу это обстоятельство большевиков никак не волновало, поскольку, согласно их доктрине, государство, а вместе с ним и право – источник легальности – должны были отмереть. Они не признавали никаких старых законов и никакой традиционной морали.

Позитивное право Российской империи, представлявшее собой институциональную систему правил поведения, регулирующих общественные отношения, они заменили на Право катастроф – социальный регулятор, призванный сохранить общество в условиях распада и хаоса. Бессистемный набор декретов и постановлений Советской власти больше всего напоминал приказы военачальников в горячке боя. Не случайно название этого периода Великой русской революции – военный коммунизм.

Похоронить право в его классическом (буржуазном) понимании должны были правоведы, вставшие на сторону социалистической революции. О некоторых из них мы рассказали в предыдущих очерках[406].

Все они были марксистами, большевиками, адептами классового подхода, имели опыт революционной борьбы, хотя и отличались друг от друга возрастом, стажем и тем, что называется моральными качествами.

С другой стороны, это были юристы, получившие классическое образование в ведущих юридических вузах Российской империи и за рубежом, а наиболее смелые из них могли предложить свою, оригинальную точку зрения на то, что такое право. Понятно, что от этой своей второй ипостаси они полностью отрешиться не могли и потому, подобно Тертуллиану[407], стремились облечь доктрину марксизма в правовую форму, а Право катастроф оснастить юридической техникой. Поэтому появление вроде бы несвоевременных кодексов 1918 года[408] не выглядит случайным.

В результате похороны права выглядели весьма странно: на свежей могиле тут же появлялся не то призрак, не то голем, в которого правоведы-марксисты стремились вдохнуть дореволюционную теорию права, апологетом которой они являлись.