В период разрушения империи и «революционного творчества масс» в формулировании новых правил бытия, и прежде всего в практике революционных трибуналов, М. А. Рейснер пытался обрядить Право катастроф в одежды психологической теории права Л. И. Петражицкого
[409], которая предполагала наличие в обществе многих сосуществующих разновидностей правовых норм и форм правового регулирования. Такая конструкция очень хорошо подходила к оправданию практики революционных трибуналов, судивших не по закону и даже не по справедливости, а исходя из «революционного правосознания».По Рейснеру, помимо государственного, буржуазного права всегда существуют еще право рабочих и право крестьян. Вот по этому неформальному рабоче-крестьянскому праву и действуют ревтрибуналы и должны действовать суды. Со временем послереволюционную смесь буржуазного, крестьянского и пролетарского права окончательно вытеснит именно пролетарское право. Не существует пролетарской или буржуазной правовой системы, а есть только пролетарский или буржуазный правопорядок, некое «общее право», в котором господствующее место занимает либо право буржуазное, либо право пролетарское[410]
.Рейснер полагал, что в социалистическом государстве не может быть «индивидуального права», то есть права личности, а допустимы лишь коллективные права союзов, общественных соединений. С точки зрения ученого, права личности – пережиток старого, с которым надо покончить[411]
.Михаил Андреевич так определял право: «Право есть справедливая власть людей над людьми»[412]
. «Справедливая власть называется правом, справедливое подчинение – обязанностью. Закон, который распределяет права и обязанности, называется законом правовым или правом»[413]. А начало правового закона и справедливости должно быть проверено народом в уголовных судах[414].Идея правового творчества масс большевикам быстро разонравилась, поскольку это самое творчество только усиливало хаос и анархию, а после перелома в ходе Гражданской войны большевики уже стремились успокоить общество и перешли к строительству государства. Да и сам Рейснер сильно отклонялся от линии партии – оказался сторонником правового государства, очень беспокоился, чтобы ни одна из ветвей власти не стала над другими[415]
. А это напрямую противоречило ленинскому тезису о «соединении законодательной и исполнительной государственной работы, слиянии управления с законодательством»[416].В общем, правопонимание, предложенное М. А. Рейснером, было первым выброшено из повестки дня, а сам он к написанию ключевых правовых документов больше не привлекался.
Следующим аватаром Права катастроф, когда большевики отошли от разрушения «буржуазного государства» и приступили к строительству социалистического государства, стала социологическая теория права[417]
. Тогда ленинская идея социалистического государства как ассоциации самоуправляемых пролетарских ячеек еще была жива. Изначально к этой школе принадлежали П. И. Стучка и Д. И. Курский.Первое легальное определение советского права, авторство которого приписывается П. И. Стучке (его поддержали П. А. Красиков и Н. В. Крыленко), появилось в «Руководящих началах по уголовному праву РСФСР», изданных Наркомюстом в 1919 году: «Право – это система (порядок) общественных отношений, соответствующая интересам господствующего класса и охраняемая организованной силой его» (ст. 2)[418]
.Популярный в то время термин «пролетарское право» в 1919 году ввел Д. И. Курский
в своей статье «Пролетарское право», где утверждалось: «Советской власти предстояло не только отменить отдельные законы, проникнутые духом царской охранки, но разрушить все от века существующие основы буржуазного общества и на их развалинах создать новое право, пролетарское коммунистическое право»[419]. Вместе с Курским и Стучкой разработкой концепции пролетарского права занимался Крыленко[420].Можно сказать, что концепция, выдвинутая под названием «пролетарское право», была в какой-то мере воплощена в годы Гражданской войны в законодательно закрепленных мероприятиях политики «военного коммунизма»[421]
. Особенно это относится к деятельности судов того времени, когда старое законодательство было отменено, а нового еще не существовало, так что решения трибуналов определялись не законодательством, а усмотрением судей. В традициях социологической школы такое право называлось также «живым правом» в противовес праву «книжному» (позитивному). Формируют такое «живое право» прежде всего судьи в процессе своей деятельности.