Это случилось не сразу, потому что тот мужчина испытывал сильную боль. Но оказалось, что я был прав, потому что, когда я спросил: «Вы злитесь из-за того, что моя страна не удовлетворяет вашу потребность в поддержке?», он ответил: «Да, черт побери!» – и добавил: «У нас нет канализации. У нас нет даже жилья. Зачем вы отправляете нам свое оружие?»
Я сказал:
– Что ж, сэр, если я правильно вас понял, вы говорите, что вам больно из-за того, что вы нуждаетесь в таких простых вещах, как канализация и жилье, а вместо этого вам отправляют оружие.
И он сказал:
– Да, черт побери! Вы знаете, каково это – прожить в таких условиях двадцать восемь лет?
– Итак, сэр, вы говорите, что все это очень больно и что вам очень важно, чтобы другие люди поняли, в каких условиях вы живете.
Я слышал только то, что было живо в этом парне, а не то, что он называл меня убийцей. Когда он поверил, что мне небезразличны его чувства и потребности, он начал меня слушать.
И я сказал:
– Я очень расстроен, потому что проделал долгий путь, чтобы оказаться здесь. И теперь я хочу кое-что предложить вам, но меня беспокоит тот факт, что вы повесили на меня ярлык американца и вряд ли будете меня слушать.
Он спросил:
– Что вы хотите нам сказать?
Так я понял, что он готов меня выслушать.
Но сначала я должен был увидеть человека, стоящего за теми словами, которыми он меня называл. Через час этот джентльмен пригласил меня к себе на праздничный ужин по случаю Рамадана. Между прочим, в этом лагере беженцев мы открыли школу и назвали ее школой ненасильственного общения. И всякий раз, когда я там бываю, меня радушно принимают.
Вот что происходит, когда мы можем войти в контакт с тем человеческим началом, которое есть в каждом из нас, с чувствами и потребностями, лежащими в основе любого сообщения. Это не означает, что мы должны постоянно о них рассказывать. Иногда совершенно очевидно, что чувствует человек и каковы его потребности, и нам не нужно об этом сообщать. Если мы будем стараться наладить с ним контакт, это можно будет прочесть по нашим глазам.
Обратите внимание: мы вовсе не обязаны соглашаться с другим человеком. Нам может не нравиться то, что он говорит. Но в любом случае мы преподносим ему самое ценное – свое присутствие. Мы находимся с ним здесь и сейчас, мы искренне интересуемся тем, что живо в нем. И это даже не психологический прием: мы просто хотим найти связь с той красотой, которая есть в этом человеке сейчас.
Теперь сложим все эти составляющие вместе и получим следующее: мы можем начать диалог с другим человеком, рассказав ему, что живо в нас и что мы хотим, чтобы он сделал для улучшения нашей жизни. Затем, независимо от того, как он отреагирует, мы постараемся понять, что живо в нем и что могло бы сделать его жизнь лучше. И мы будем поддерживать этот поток коммуникации, пока не отыщем стратегии удовлетворения потребностей каждого.
Мы всегда хотим быть уверены, что, на какие бы стратегии люди ни соглашались, они делают это из желания внести свой вклад в благополучие друг друга, а не из страха наказания, чувства вины и т. п. Многие полагают, что подобный подход может сработать далеко не с каждым человеком – мол, некоторые люди настолько испорчены, что, как бы вы с ними ни общались, у вас ничего не получится. Но мой опыт говорит о другом.
Я не утверждаю, что связь возникает мгновенно. Например, когда я работал с заключенными, некоторым из них требовалось время, чтобы поверить, что я искренне интересовался тем, что живо в них. Иногда бывает очень непросто; я и сам рос в таких условиях, которые препятствовали овладению всеми этими навыками в раннем возрасте, и я прекрасно понимаю, что научиться этому сейчас может быть трудно.
Помню, как однажды, когда я только начинал изучать ННО, у меня возник конфликт со старшим сыном. Поначалу я даже не пытался устанавливать связь с тем, что было живо в нем, с его чувствами и потребностями. Я хотел показать ему, что он был неправ. Но мне пришлось притормозить и сделать глубокий вдох. Надо было увидеть, что происходило во мне, осознать, что я теряю с ним связь, а затем снова вернуться к нему и сказать: «Значит, ты чувствуешь то-то и то-то и у тебя есть потребность в том-то и том-то».
Затем он опять что-то сказал, и я снова сорвался, и мне пришлось снова замедлиться и сделать глубокий вдох, чтобы вернуться к тому, что было живо в нем. Конечно, такой разговор занимал больше времени, чем обычно; к тому же на улице его ждали друзья.
В конце концов он сказал:
– Папа, ты очень долго говоришь.
И я ответил:
– Я могу быстрее. Делай, как я сказал, или получишь по заднице.
Тогда он сказал:
– Ладно, пап, не торопись. Не торопись.