Говорит Москва

Настигла, потихоньку прокатила в шаге от него. Протяни руку – погладишь чёрную, блестящую поверхность капота. Старая машина. Нет, не старая – ретро, опять ретро, знаменитая «Эмка», такую нельзя не узнать: длинный нос, хищный оскал, лупоглазые фары. А состояние такое, будто вчера с конвейера. Чистая, блестит. Четыре профиля за стёклами окон. Стёкла подняты, как забрала. Крадётся чёрной поступью страха.

Прошелестела мимо. Не заметила.

Скрылась за поворотом.

Попустило…

Тьфу, да что это было? С чего вдруг такой смертный ужас? Ты машин не видел что ли, чёрных, ночью? То тебе людей нет – плохо, то машину увидел – и зассал? Так, что-то надо делать, нервишки ни к чёрту. Что-то надо…

Будто свет мелькнул в окне дома напротив. Мелькнул – и сразу задёрнули штору. Кто-то стоял за ней, также смотрел на машину, также чувствовал ужас по позвоночнику, холодный, мерзкий. И отошёл от окна – не к нам, пронесло.

Придумаешь тоже!

А что хоть за дом-то такой?..

Он всмотрелся. Странно, только что казалось, никакого дома тут не было. Была детская площадка, на насыпном возвышении, что-то за ней маячило – какой-то забор что ли, не то школа, не то другое какое здание. Ан нет – дом. Стоит. Три этажа. Старинный, одноподъездный. Третий этаж странный – как будто надстроенный позже, деревянный.

Не замечал здесь такого никогда.

И что-то в нём не то.

Артём перешёл дорогу и понял.

Дом нежилой. Давно заколоченный, под снос. Облупленная штукатурка. Осыпались лепные цветы над подъездом. У одного навесного балкона отвалилось овальное дно, висели остатки конструкции. Окна битые, рамы выломаны. Подъездная дверь раззявлена, как рот мертвеца. Чёрная щель за ней приглашает войти.

И как же могло показаться, что тут свет, что кто-то отсюда смотрел? Разве что бомжи. Ночуют тут. Такая заброшка – самое то для них. Но в центре, кто бы мог подумать, что такой дом в центре. Странно, что до сих пор не снесли.

Снова потянуло ветром по переулку. Дверь закачалась на одной петле. Его обдало холодом из подъезда.

Артём ещё раз поднял глаза, осмотрел дом. Чёрт, вот так, значит, да? А если я не поверю? Если я ни одному твоему слову не поверю, глазам твоим не поверю, ничему не поверю? И сейчас просто возьму – и уйду. А? Что тогда будет?

Что будет, что будет… Неважно. Важно, чего не будет.

Он понял это вдруг, однозначно и твёрдо. Открыл дверь и шагнул внутрь.

Пахло сыростью, мокрыми досками, котами – пахло подъездом.

Было холодно. Гулко и темно. В общем, как в любом другом подъезде. Непонятно только, откуда проникал свет. Как будто откуда-то сверху. Неяркий, холодный и белый, как от луны или уличного фонаря, он падал на ступеньки – щербатые, покатые, порядочно старые. А лестница красивая, витая, перила с узорчатыми балясинами.

Он протянул руку и погладил лакированный изгиб. Казалось, сейчас всё и рассыплется. Но ничего не произошло. Тяжёлая тишина, как во сне, стекала сверху. Перила на ощупь были тёплыми, полированные тысячей рук. Артём шагнул на ступеньку. Под ногами захрустела битая крошка – не то стекло, не то пыль, не то штукатурка. Сперва медленно, потом всё смелее, он стал подниматься наверх.

А вот откуда здесь свет – красивое круглое окно над лестницей. Высоко, не увидишь из него ничего. Крест накрест перехвачено решёткой.

Третий этаж – лестница туда ведёт другая, деревянная, гораздо проще. Дверь в квартиру. Приоткрыта. Он потянул – отворилась без скрипа.

Коридор и череда дверей в комнаты. Свет из-под них, но вообще темно, те видно даже, что скрипит и звякает под ногой, что хрустит, ломается, шоркает. Он идёт шумно. Слишком шумно в этой давящей тишине. Пахнет пылью и – слегка – гарью. Больше ничем.

Этот коридор, сам звук шагов, скрип и шорох, не наполняющие общей тишины квартиры, так заворожили его, что он не сразу сообразил – можно ведь зайти в комнату. Свернул во вторую. Там было пусто, только осколки стекла блестели на полу, да какие-то чёрные ошмётки, как будто горелая бумага, тряпки. Огромное окно во всю стену, чуть не до потолка. Подошёл, выглянул. Стёкла пыльные, не видно ничего, только проникает рассеянный белый свет – такой же, как на лестнице.

Обернулся, окинул комнату взглядом. Ничего особого. Пыль, грязь. Пустота. Паркет покарябанный. Следы от ножек мебели. Там стоял шкаф, тут, похоже, кровать. Тут, посредине стол, там тумбочка. Или трюмо. Или что у них могло ещё тут стоять? Патефон, были тогда у людей патефоны? Да ещё в отдельных шкафчиках. В общем, комната как комната. Квартира как квартира. Ничего особенного.

И это ли он – дом, в котором будет пугать? Да не смешите меня, чего же тут страшного?

Трижды переночевать в пыльной заброшке, где нечем дышать, негде даже угнездиться и спать. Да, тот ещё подвиг. Переночевать на грязном полу, в пыли, в заколоченном доме. Антисанитария, ещё наколешься на что.

Он походил по комнате, разгребая ногами мусор. Может, лучше на подоконнике? Вон какой широченный. Пыль бы ещё смести.