Говорит Вафин

Я должен был быстренько промотать ролик, понять, в чем там суть, кого там и, собственно, за что и куда ебут. А затем составить краткое саммари, дабы дрочащие люди выбрали этот ролик для того, чтобы вдоволь погонять своего росинанта по лобковым степям.

Вначале я руководствовался бриф-документом и официальным стилем сайта, затем ударился во все тяжкие и создал собственный стиль. Мне часто доверяли описывать фурри и всякое мультяшное порно (там была полторашная ставка).

Я создавал примерно такие описания:

«Вот это мультик-пультик для настоящих суперонанистов! Еж, пристроившись на боку, лениво поёбывает белочку, а та лишь голосит: ах, да, ах, любезный господин еж, вы ебёте как дьявол, впрочем, вставьте поглубже, ведь я же белка-блядь и ничего более».

Просмотры росли как на дрожжах. Контент-директор нарадоваться не мог на меня, называл меня «этот оголтелый из Новгорода» и постоянно выбивал мне дополнительные халтурки за двойной прайс.

Славное было время. Часа за два управишься с описаниями, встаешь из-за стола, а в голове восхитительный звон стоит.

Казалось, что весь мир лежит под ногами.

ВОЛОДЯ ТАТАРИНОВ УМЕЛ УДИВИТЬ БАБУ НА ПЕРВОМ СВИДАНИИ.

ОБОПРЕТСЯ ТАКОЙ НА СТЕНУ, ПРИЖМЕТ БАБУ И ЗАДЫШЕТ ГОРЯЧО В УШКО:

«ХОШЬ, Я ТЕБЯ В ДВОРНИЦКОЙ НАКУРЮ И ВЫЕБУ ПО КАЧЕСТВУ ЧИСТО СМАК?»

НУ КАК ТАКОМУ БАБА ОТКАЖЕТ

– Ты где, братан?

– На районе.

– А я на городе.

– А я на России.

– А я на Европе.

– А я на млечном пути.

– Озоруешь, братан?

– Не без того, братишка.

Засосались прямо в падике.

Старик с лукавым прищуром обернулся от окна ко внуку:

– У нас на Руси как. Май – детство. Июнь – юность. Июль – молодость, август – зрелость, сентябрь – пожилость. Октябрь – старость.

Старик повернулся к оконцу. Задумался.

– Дед, а что же ноябрь, декабрь, январь и дальше?

Старик помолчал с минуту, после отошел к углу избы, взял кочергу и начал учить юнца:

– Вот тебе дрыном вдоль хребта, пудель ебучий, такую философию запортил, шакал пиздлявый.

НА ДИСКОТЕКЕ К ДЕВИЦЕ ПОДОШЕЛ ЩЕГОЛЕВАТЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК, НАКЛОНИЛСЯ К УХУ И ДОВЕРИТЕЛЬНО ЗАШЕПТАЛ:

«ТО, ЧТО В ВАШЕМ РТУ ЕЩЕ НЕТ ЧЛЕНА, – НЕ ВАША ЗАСЛУГА, А НАША НЕДОРАБОТКА».

ПОСЛЕ ЧЕГО РАЗВЕРНУЛСЯ НА КАБЛУКАХ И БЫЛ ТАКОВ.

Мы тут ебашим по-взрослому в покер с кассирами «пятерочки».

Пьем живое пиво, курим отличные сигареты, дым вальяжно уходит в вытяжку.

Скоро придет лучший работник того месяца и с ходу пойдет в дичайший all in.

Крупные ставки, брат. Многие-многие сотни рублей.

Семейная жизнь дисциплинирует – это правильно сказано.

Вспоминаю Володю. Владимир жил по воле и красоте.

За завтраком он опрокидывал в себя рюмашку другую и уже немножко хмельной садился срать.

Срал Владимир всегда с открытой дверью. Тут свободная воля людская, надо понять этот момент. Двери ограничивают дух, стесняют человека.

Жена кричит Володе ласково и боязливо: «Володенька, ведь говном на всю квартиру чадит, в детскую запах заходит!»

Владимир закуривает сигарету: «Ща уберем».

И действительно. Запах говна вскоре подменяется ароматом табака. Тут уже красота – элегантное решение проблемы.

Дрался Владимир отчаянно. Сперва ему сломали нос налево, потом направо, отчего теперь на лице у него большая лиловая слива.

Воля и красота, любит повторять Володя.

Воля.

И.

Красота.

Решил как-то отец строить сарай. Ну и привлек меня, пиздюка, для подмоги – что попусту будешь болтаться, мол.

Должность у меня была нехитрая – подавай инструмент да учись мастерству.

Держал я доску, а отец ее пилил.

Да так пилил, что стружка ёбнула мне в глаз, я дернулся, пила жамкнула мне по пальцу.

Я зарыдал, представив отрезанный к чертям собачьим палец, висящий на ниточке кожи.

И тут же получил от отца подзатыльника – «Долбоёб, сука, растяпа».

Тогда я на него осерчал, а сейчас понимаю – человека из меня делал, мужчину. Надо было тогда подставить палец – «Режь отец полностью, по плечо снимай, не жалко».

«ИЗУМИ МЕНЯ», – ПОПРОСИЛА КАТЯ СМИРНОВА СВОЕГО МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА. ВЕЧЕРОМ ТОТ ПОДОШЕЛ К НЕЙ И НА УХО ЗАЯВИЛ: «В ГРОБУ ЛЕЖИТ СОБАКА».

ЧЕРЕЗ ЧЕТВЕРТЬ ЧАСА У КАТЕРИНЫ ПРЕКРАТИЛСЯ ЦИКЛ.

У меня уже племянник есть, и он зовет меня по-исконному, по-правильному – дядька. И только дядька.

Сидишь, бывало, занимаешься в кабинете, а тебе кричат детским голоском: Дядька! А дядька!

Ты мигом делаешься суров и сварлив и хриплым голосом в ответ: Что такое? Кто тревожит?

Далее детский разливающийся смех, топот ножек к твоему кабинету. Скоро войдет ребенок, и будет затеяна игра.

Ребенок богобоязненно приоткрывает дверь – заходить ему в кабинет категорически запрещено, но раз дядька играется, то можно.

«Дядь? А дядька? Что ты?» – ребенок неуверен, но, чувствуя каверзу, он готов принять возможное наказание.

Ты с минуту не поворачиваешься, сидя спиною к дитяте.

Думаешь – как бы его сейчас обмижулить?

Потом начинаешь резво писать что-то в бумагах.

Дитятя, уже понимая, что каверза будет (!), тоненько вопрошает: «Дядька, а ты чего пишешь там?»

Снова с минуту помолчишь и хриплым потусторонним голосом выдашь: «Вот тебя продавать решили, заполняю бумаги».

Ребенок нарочито напуганно: «Кому продавать, дядька?»