Читаем Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку полностью

Тотчас же после выхода постановления, а в следующем, 1925 г. особенно интенсивно, земельные органы в условиях отсутствия каких бы то ни было регулятивных указаний свыше в отношении землеотводов стали массово и достаточно бессистемно выделять жилищно-строительным кооперативным товариществам земельные участки под возведение поселений. Начиная с середины 1920-х гг. жилищная кооперация все более и более активно проектирует и строит кооперативные поселения-сады: поселок Дружба[306], поселок Орехово-Зуевского рабочего жилищно-строительного кооперативного товарищества с 2-квартирными (2 дома), 4-квартирными термолитовыми (24) и деревянными (7) домами[307]; Серебряный Бор – поселок жилищно-строительного кооператива при Всероссийской ассоциации инженеров (ВАИ)[308], запланированный к строительству в этот период; рабочий кооперативный поселок-сад реутовской прядильной фабрики «Красный Реутовец», рассчитанный на 1000 домиков на одну-две семьи[309] и т. д.

Поселки ЖСКТ возникали преимущественно как обособленные автономные жилые пригородные образования с индивидуальной малоэтажной жилой застройкой, практически без какой-либо связи с существовавшими городами и без всякого учета их влияния на общую планировку населенных мест в будущем – вплотную к городской черте, без расчета на возможное превращение их в крупные жилые массивы и т. п. Подобное положение было вполне закономерным, поскольку эти проблемы попросту не интересовали правления ЖСКТ, так как лежали за пределами их компетенции (жилые кооперативы не «отвечали» за город в целом) и не относились к их текущим задачам (руководство ЖСКТ было нацелено на обеспечение жилищем только своих членов). Кроме того, эти проблемы казались бессмысленными: ЖСКТ возводили поселения не для того, чтобы в будущем заменять жилье на какое-то иное, они строили жилые дома, чтобы их владельцы обитали в них долгие годы, а затем передавали их своим наследникам, поэтому вопросы будущей перестройки поселений из-за расширения границ близлежащего города, учет возможных перспектив превращения малоэтажной застройки кооперативных поселков в многоэтажные крупные жилые массивы их абсолютно не интересовали.

А муниципальные органы, осуществлявшие землеотводы, были не в состоянии учитывать перспективы развития городов, так как в этот период не располагали ни разработанными перспективными планами (схемами) роста поселений, ни даже точными топографическими съемками существующей застройки. Количество «прирезанных» к городу, но планировочно независимых от него, обособленно существовавших поселений жилищной кооперации, проектировавшихся и возводившихся в течение 1920-х гг., как следствие, оказывалось довольно значительным. Например, в 1924 г. был утвержден устав кооперативного товарищества, именуемого «Поселок-сад», для строительства в окрестностях Киева сразу нескольких поселений-садов с «благоустроенными и здоровыми жилищами, а также содействия их материальному и духовному благосостоянию»[310]. В том же году был спроектирован рабочий поселок-сад при фабрике «Пролетарка» на окраине Твери[311]. В 1925 г. по принципам города-сада в сосновом бору, за железнодорожной линией, недалеко от главного вокзала станции Свердловск был разбит участок под строительство поселка жилищного кооператива «Пионер». В том же году было организовано жилищно-строительное товарищество для постройки города-сада на границе Севастополя[312]. В течение 1926 г. в Московской губернии лишь одной проектной организацией – Секцией уездно-городской планировки МКХ – осуществлялись просмотр и корректура 15 проектов поселков жилкооперации, размещавшихся в окрестностях Москвы и близлежащих городов: «Красный Октябрь» (Раменское), «Лось», «Лосиная заимка», «Красный Казанец» (пос. Вешняки), «Пролетарий» (Мытищи), «Коопжилстройтранс Октябрьской ж. д.» (ст. Ховрино), «Красный суконщик» (Щелково), «Воронок» (Щелково), «Красный суконщик» (Пушкино), т-во «Пролетарий» (пос. Тайнинка), «Ивановское» (Подольск), «Стачка» (Воскресенск)[313], «Озеры» (рис. 62), «Лосиноостровская»[314] (рис. 63) и др. В 1927 г. на просмотр и корректуру был представлен уже 21 проект[315].


Рис. 62. Рабочий поселок Озеры. Схема планировки. 1929


Рис. 63. Город Лосиноостровская. Схема планировки. 1927


Рис. 64. Большой Новосибирск. Схема перепланировки по принципу города-сада. Арх. И. И. Загривко. 1925


Рис. 65. Схема «Города будущего». Арх. Т. Фритч. 1896


Следует отметить, что в середине 1920-х гг. на принципах города-сада основывались также и проекты перепланировки существовавших городов, в частности проект Большого Новосибирска (арх. И. И. Загривко, 1925 г.) (рис. 64). Он, как и некоторые дореволюционные проекты российских поселений-садов, оказался несвободным от формального копирования структурно-смысловых схем Э. Говарда и, пожалуй, еще в большей степени схем германского архитектора Т. Фритча (рис. 65).

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Urbanica

Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике
Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них. Вопрос о теоретических инструментах, позволяющих описывать подобные закономерности, становится в книге предметом критической дискуссии. В частности, авторы обсуждают и используют такие понятия, как «городской габитус», «воображаемое города», городские «ландшафты знания» и др. Особое внимание в этой связи уделяется сравнительной перспективе и различным типам отношений между городами. В качестве примеров в книге сопоставляется ряд европейских городов – таких как Берлин и Йена, Франкфурт и Гамбург, Шеффилд и Манчестер. Отдельно рассматриваются африканские города с точки зрения их «собственной логики».

Коллектив авторов , Мартина Лёв , Хельмут Беркинг

Скульптура и архитектура
Социальная справедливость и город
Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России. Работы Харви, тесно связанные с идеями левых интеллектуалов (прежде всего французских) середины 1960-х, сильнейшим образом повлияли на англосаксонскую традицию исследования города в XX веке.

Дэвид Харви

Обществознание, социология
Не-места. Введение в антропологию гипермодерна
Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна. Марк Оже – директор по научной работе (directeur d'études) в Высшей школе социальных наук, которой он руководил с 1985 по 1995 год.

Марк Оже

Культурология / Философия / Образование и наука
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура
Две Москвы. Метафизика столицы
Две Москвы. Метафизика столицы

Рустам Рахматуллин – писатель-эссеист, краевед, многие годы изучающий историю Москвы, – по-новому осмысляет москвоведческие знания. Автор прибегает к неожиданным сопоставлениям и умозаключениям, ведет читателя одновременно по видимой и невидимой столице.Сравнивая ее с Римом, Иерусалимом, Константинополем, а также с Петербургом и другими русскими городами, он видит Москву как чудо проявления Высшего замысла, воплощаемого на протяжении многих веков в событиях истории, в художественных памятниках, в городской топографии, в символическом пространстве городских монастырей и бывших загородных усадеб. Во временах Московского Великого княжества и Русского царства, в петербургскую эпоху и в XX столетии. В деяниях Ивана Калиты и святого митрополита Петра, Ивана III и Ивана Грозного, первопечатника Ивана Федорова и князя Пожарского, Петра I и Екатерины II, зодчих Баженова и Казакова и многих других героев книги.

Рустам Эврикович Рахматуллин

Скульптура и архитектура