Графъ

Она хлопала мокрыми ресницами и кусала губы, когда он снова посмотрел на пылающее лицо, скользнув взглядом по коже шеи, с трепещущей на ней венкой, не оставив без внимания грудь и плечи.

- Я больше не трону. Подожду пока ты не попросишь продолжения.

- Ты - Чертов извращенец, садист! - Бросила она.

Глеб ещё сильнее впечатался колом в тёплый живот девчонки.

- Тогда ты - мазохистка, получается? - усмехнулся он. - Потому, что мне показалось - тебе всё понравилось?

- Показалось… - буркнула зло сквозь зубы.

Граф отошёл немного. Качнул титулом. Хмыкнул.

- А ты смелая, - похвалил он, разглядывая вросшую в малахит сладкую графоманку. - Почти до конца дошла.

Ещё раз подмигнул, подхватил с пола своё полотенце и вышел.

После короткой и почти болезненной сессии механического самоудовлетворения в своей ванной, Глеб впервые за несколько дней свалился в глухой, как вакуум, сон. Упал поперёк кровати и потерялся в пространстве и времени. И только под утро увидел во сне мать, которая до этого прежде никогда не снилась.

Даже в тот период жизни, который хотелось забыть...

Глава 15

Глава 15

- Вот, это говно во всем виновато! - Барон растягивал гласные в зажженную сигарету.

Лысый, безбровый, прокуренный до оттенка сухой земли, крючковатым носом он показал на мотороллу, ползущую по столу под гимн нулевых.

- Скоро мы будем этот кирпич таскать у себя в башке и посрать без него не сядем. Вот здесь, - он ткнул большим пальцем через плечо в стеллаж с книгами, - всё про это написано. Хочешь знать, что будет, просто открой и прочитай. Потому, что всё это уже было.

Мобильник перестал надрываться мелодией из «бумера» и замолчал. Барон также тягуче-медленно поднял сухое невысокое тело, повернулся к стеллажу запустил за его дверцу костистые, но все ещё крепкие пальцы в татуированных перстнях. Достал осторожно из книжного ряда потёртый в синем бархатном переплете фолиант, открыл, откинул закладку.

- Это «Пикерей Авот». Издание позапрошлого века. Пару дней назад человек один хороший презентовал, так сказать. - Барон затушил сигарету, но тут же из портсигара взял в зубы следующую и, не подкуривая, медленно зачитал: - «Бен Бег Бег говорил: листайте Тору, листайте снова и снова, ибо все находится в ней».

Этот их диалог, а скорее монолог, произошёл незадолго до исчезновения главы "Коза Ностры" Западно-Сибирского округа. Глеб тогда не постиг всей сути сказанного - был сильно во хмелю. Патриарх вызвал на ковёр, поэтому, говорил в основном он. А шельма слушал.

- Я должен уехать в Израиль. Донора мне нашли, - сообщил Барон после разноса и усмехнулся какой-то приятной мысли посетившей его на слове «донора», - Завязывай барагозить! Перевяжи себе яйца потуже и соберись. Займёшь моё место - делай, что хочешь. Сейчас мне беспредел не нужен.

- Чем дольше у меня связаны руки, тем медленнее они будут умирать, - проскрипел Глеб пересохшими связками.

- Да, заткнись, ты, Ромео, - оборвал Барон, не меняя при этом ни скорости, ни тембра голоса. - Проспись. Выпей кофе с какавай. Не с той, которую ты со своими друзьями нюхаешь в кабаках и борделях.

Да. Было дело. Белая анестезия отрубала все чувства выше пояса, там, где стильнее всего болело. И можно было как-то существовать, натерев десна до обморожения.

Потому, что Любовь. Любушка. Любаша. Девочка…

В нулевых закрутилось у него случайно со студенточкой филфака. Она в кафе с подружками пришла пирожных отведать, а там Глеб с братвой перекусывали после одной напряжённой стрелки.

Понравилась девчонка.

Люба сначала убегала от него, шипела, зубки показывала. Думал, это традиция такая у девиц из образцово-показательных семей. А зазноба девицей оказалась в прямом смысле. Вот тогда он хапнул неба, пока разом весь воздух, какой в нем был, не вышибло. Девчонка шифровалась, не разрешала встречать ее около шараги или у подъезда, прыгала в припаркованный за пару кварталов Мерседес и отдавала себя во всех позах, но строго до десяти вечера. В одиннадцать все хорошие девочки должны быть дома. Его попытки задержать Любу хоть на полчаса пресекались беспощадно-холодной фразой: «Скажи спасибо, что я вообще сажусь в твою тачку!». И однажды, действительно, взяла и не села.

Ее нашли под мостом, изнасилованную и задушенную собственными колготками.

Выблядок одного столичного чиновника приехал с друзьями в гости к бабушке. Увидели ребятишки красивую Любу, стали настойчиво представляться. Она, естественно, вежливо отказалась от новых знакомств - к Глебу торопилась. Тогда инфанты, напудренные и уверенные в своём безграничном величии, затолкали девушку в машину, увезли недалеко за город. Там ее и бросили после торжества слабоумия. А убили Любу из тупого страха, когда до трезвеющих шакалов дошло, что они натворили.