Граф Монте Кристо 2 часть

Spare me, then, I beseech you.	Пощадите же меня, прошу вас.
When I look at this room,-whence so many guilty creatures have departed, trembling and ashamed, when I look at that chair before which I now sit trembling and ashamed,-oh, it requires all my reason to convince me that I am not a very guilty woman and you a menacing judge."	В этой комнате, в этом кресле побывало столько преступников, трепещущих и пристыженных... и теперь здесь сижу я, тоже пристыженная и трепещущая!.. Знаете, мне нужно собрать всю свою волю, чтобы не чувствовать себя преступницей и не видеть в вас грозного судью.
Villefort dropped his head and sighed.	Вильфор покачал головой и тяжело вздохнул.
"And I," he said, "I feel that my place is not in the judge's seat, but on the prisoner's stool."	- А я, - возразил он, - я говорю себе, что мое место не в кресле судьи, а на скамье подсудимых.
"You?" said Madame Danglars.	- Ваше? - сказала удивленная г-жа Данглар.
"Yes, I."	- Да, мое.
"I think, sir, you exaggerate your situation," said Madame Danglars, whose beautiful eyes sparkled for a moment. "The paths of which you were just speaking have been traced by all young men of ardent imaginations.	- Мне кажется, что вы, с вашими пуританскими взглядами, преувеличиваете, - сказала г-жа Данглар, и в ее красивых глазах блеснул огонек. -Чья пламенная юность не оставила следов, о которых вы говорите?
Besides the pleasure, there is always remorse from the indulgence of our passions, and, after all, what have you men to fear from all this? the world excuses, and notoriety ennobles you."	На дне всех страстей, за всеми наслаждениями лежит раскаяние; потому-то Евангелие - вечное прибежище несчастных - и дало нам, бедным женщинам, как опору, чудесную притчу о грешной деве и прелюбодейной жене. И, признаюсь, вспоминая об увлечениях своей юности, я иногда думаю, что господь простит мне их, потому что если не оправдание, то искупление, я нашла в своих страданиях. Но вам-то чего бояться? Вас, мужчин, всегда оправдывает свет, а скандал окружает ореолом.
"Madame," replied Villefort, "you know that I am no hypocrite, or, at least, that I never deceive without a reason.	- Сударыня, - возразил Вильфор, - вы меня знаете: я не лицемер, во всяком случае, я никогда не лицемерю без оснований.
If my brow be severe, it is because many misfortunes have clouded it; if my heart be petrified, it is that it might sustain the blows it has received.	Если мое лицо сурово, то это потому, что его омрачили бесконечные несчастья; и если бы мое сердце не окаменело, как оно вынесло бы все удары, которые я испытал?
I was not so in my youth, I was not so on the night of the betrothal, when we were all seated around a table in the Rue du Cours at Marseilles.	Не таков я был в юности, не таков я был в день своего обручения, когда мы сидели за столом, на улице Гран-Кур, в Марселе.
But since then everything has changed in and about me; I am accustomed to brave difficulties, and, in the conflict to crush those who, by their own free will, or by chance, voluntarily or involuntarily, interfere with me in my career.	Но с тех пор многое переменилось и во мне, и вокруг меня; всю жизнь я потратил на то, что преодолевал препятствия и сокрушал тех, кто вольно или невольно, намеренно или случайно стоял на моем пути и воздвигал эти препятствия.
It is generally the case that what we most ardently desire is as ardently withheld from us by those who wish to obtain it, or from whom we attempt to snatch it.	Редко случается, чтобы то, чего пламенно желаешь, столь же пламенно не оберегали другие люди. Хочешь получить от них желаемое, пытаешься вырвать его у них из рук.