Граф Монте Кристо 2 часть

"I am manifestly protected in a most wonderful, but most terrible manner," said he; "but Valentine, poor girl, how will she bear so much sorrow?"	- Небеса явно благосклонны ко мне, но как это страшно! - сказал он. - Но Валентина, бедная! Как она вынесет столько горя?
As he thought thus, he looked alternately at the window with red curtains and the three windows with white curtains.	И, говоря это, он смотрел то на окно с красными занавесями, то на три окна с белыми занавесями.
The light had almost disappeared from the former; doubtless Madame de Villefort had just put out her lamp, and the nightlamp alone reflected its dull light on the window.	В окне с красными занавесями свет почти совсем померк. Очевидно, г-жа де Вильфор потушила лампу, и в окне виден был лишь свет ночника.
At the extremity of the building, on the contrary, he saw one of the three windows open.	Зато в другом конце дома открылось одно из окон с белыми занавесями.
A wax-light placed on the mantle-piece threw some of its pale rays without, and a shadow was seen for one moment on the balcony.	В ночной тьме мерцал тусклый свет стоящей на камине свечи, и какая-то тень появилась на балконе.
Morrel shuddered; he thought he heard a sob.	Моррель вздрогнул: ему послышалось, что кто-то рыдает.
It cannot be wondered at that his mind, generally so courageous, but now disturbed by the two strongest human passions, love and fear, was weakened even to the indulgence of superstitious thoughts.	Неудивительно, что этот сильный, мужественный человек, взволнованный и возбужденный двумя самыми мощными человеческими страстями -любовью и страхом, - настолько ослабел, что поддался суеверным галлюцинациям.
Although it was impossible that Valentine should see him, hidden as he was, he thought he heard the shadow at the window call him; his disturbed mind told him so.	Хоть он и находился в таком скрытом месте, что Валентина никак не могла бы его увидеть, ему показалось, что тень у окна зовет его; это подсказывал ему взволнованный ум и подтверждало его пылкое сердце.
This double error became an irresistible reality, and by one of the incomprehensible transports of youth, he bounded from his hiding-place, and with two strides, at the risk of being seen, at the risk of alarming Valentine, at the risk of being discovered by some exclamation which might escape the young girl, he crossed the flower-garden, which by the light of the moon resembled a large white lake, and having passed the rows of orange-trees which extended in front of the house, he reached the step, ran quickly up and pushed the door, which opened without offering any resistance.	Этот обман чувств обратился для него в бесспорную реальность, и, повинуясь необузданному юношескому порыву, он выскочил из своего тайника. Не думая о том, что его могут заметить, что Валентина может испугаться, невольно вскрикнуть и тогда поднимется тревога, он в два прыжка миновал цветник, казавшийся в лунном свете белым и широким, как озеро, добежал до кадок с померанцевыми деревьями, расставленных перед домом, быстро взбежал по ступеням крыльца и толкнул легко поддавшуюся дверь.
Valentine had not seen him. Her eyes, raised towards heaven, were watching a silvery cloud gliding over the azure, its form that of a shadow mounting towards heaven. Her poetic and excited mind pictured it as the soul of her grandmother.	Валентина его не видела; ее поднятые к небу глаза следили за серебряным облаком, плывущим в лазури, своими очертаниями оно напоминало тень, возносящуюся на небо, и взволнованной девушке показалось, что это душа ее бабушки.
Meanwhile, Morrel had traversed the anteroom and found the staircase, which, being carpeted, prevented his approach being heard, and he had regained that degree of confidence that the presence of M. de Villefort even would not have alarmed him. He was quite prepared for any such encounter.	Между тем Моррель пересек прихожую и нащупал перила лестницы; ковер, покрывавший ступени, заглушал его шаги; впрочем, Моррель был до того возбужден, что не испугался бы самого Вильфора.