Граф Монте Кристо 3 часть

The count frowned, apparently in gloomy hesitation.	Граф нахмурился; казалось, он был во власти тяжкого сомнения.
"Maximilian, Maximilian," he said, "the ideas you yield to are unworthy of a Christian."	- Максимилиан! - сказал он. - Такие мысли недостойны христианина.
"Oh, do not fear, my friend," said Morrel, raising his head, and smiling with a sweet expression on the count; "I shall no longer attempt my life."	- Успокойтесь, мой друг, - сказал Максимилиан, подымая голову и улыбаясь графу бесконечно печальной улыбкой. - Я не стану искать смерти.
"Then we are to have no more pistols--no more despair?"	- Итак, - сказал Монте-Кристо, - нет больше пистолетов, нет больше отчаяния?
"No; I have found a better remedy for my grief than either a bullet or a knife."	- Нет, ведь у меня есть нечто лучшее, чем дуло пистолета или острие ножа, чтобы излечиться от моей боли.
"Poor fellow, what is it?"	- Бедный безумец!.. Что же это такое?
"My grief will kill me of itself."	- Моя боль; она сама убьет меня.
"My friend," said Monte Cristo, with an expression of melancholy equal to his own, "listen to me. One day, in a moment of despair like yours, since it led to a similar resolution, I also wished to kill myself; one day your father, equally desperate, wished to kill himself too.	- Друг, выслушай меня, - сказал Монте-Кристо с такой же печалью. - Однажды, в минуту отчаяния, равного твоему, ибо оно привело к тому же решению, я, как и ты, хотел убить себя; однажды твой отец, в таком же отчаянии, тоже хотел убить себя.
If any one had said to your father, at the moment he raised the pistol to his head--if any one had told me, when in my prison I pushed back the food I had not tasted for three days--if anyone had said to either of us then,	Если бы твоему отцу в тот миг, когда он приставлял дуло пистолета ко лбу, или мне, когда я отодвигал от своей койки тюремный хлеб, к которому не прикасался уже три дня, кто-нибудь сказал:
'Live--the day will come when you will be happy, and will bless life!'--no matter whose voice had spoken, we should have heard him with the smile of doubt, or the anguish of incredulity,--and yet how many times has your father blessed life while embracing you--how often have I myself"--	"Живите! Настанет день, когда вы будете счастливы и благословите жизнь", - откуда бы ни исходил этот голос, мы бы встретили его с улыбкой сомнения, с тоской неверия. А между тем сколько раз, целуя тебя, твой отец благословлял жизнь, сколько раз я сам...
"Ah," exclaimed Morrel, interrupting the count, "you had only lost your liberty, my father had only lost his fortune, but I have lost Valentine."	- Но вы потеряли только свободу, - воскликнул Моррель, прерывая его, - мой отец потерял только богатство, а я потерял Валентину!
"Look at me," said Monte Cristo, with that expression which sometimes made him so eloquent and persuasive--"look at me. There are no tears in my eyes, nor is there fever in my veins, yet I see you suffer--you, Maximilian, whom I love as my own son.	- Посмотри на меня, Максимилиан, - сказал Монте-Кристо с той торжественностью, которая подчас делала его столь величавым и убедительным. - У меня нет ни слез на глазах, ни жара в крови, мое сердце не бьется уныло. А ведь я вижу, что ты страдаешь, Максимилиан, ты, которого я люблю, как родного сына.
Well, does not this tell you that in grief, as in life, there is always something to look forward to beyond?	Разве это не говорит тебе, что страдание - как жизнь: впереди всегда ждет неведомое.
Now, if I entreat, if I order you to live, Morrel, it is in the conviction that one day you will thank me for having preserved your life."	Я прошу тебя, и я приказываю тебе жить, ибо я знаю: будет день, когда ты поблагодаришь меня за то, что я сохранил тебе жизнь.