Граф Соколовский и две чашки чая

– У вас будет для этого время. К себе я вернусь не раньше, чем через два часа. И Наивенков, судя по всему, захочет встретиться вечером, – граф открыл дверь и вдруг остановился. – Так, вот ещё что хотел сказать-то – а он вас любит по-настоящему.

Александр Константинович раскланялся и спустился вниз по лестнице. Инженер закрыл за ним дверь и крепко обнял юную девушку. Он воспринял слова графа на свой счёт, но Соня подумала вовсе не на него.

Домой Александр Константинович вернулся в четвёртом часу пополудни. По дороге он попал под дождь. Летний слабый ливень застиг графа врасплох на полдороге к дому, и так же быстро закончился. Здесь его уже ожидали две важные для Александра Константиновича записки. Одна записка была от Наивенкова, в которой он предлагал встретиться ровно в восемь у Цепного моста на Пантелеймоновской. Второму посланию Соколовский был рад несравненно больше. Он нашёл маленький розовый конверт у себя в кабинете. Баронесса Мыслевская обвиняла его в предательстве. «Я прождала Вас весь вечер. Неужели я для Вас больше ничего не значу?», – спрашивала в коротеньком письме одна из самых очаровательных красавиц Петербурга.

Александр Константинович, не сделав ни глотка вина за последние два дня, опьянел от этих строк. Он поднёс бумагу к носу и ощутил лёгкий аромат знакомых духов. Граф Соколовский оживился, душа его запела и даже, кажется, рука почти оправилась после ранения. Дворецкий и экономка безропотно выполняли распоряжения хозяина, хотя всем своим видом выказывали своё неодобрение. Но Соколовскому было всё равно – он готовился ко встрече со своей богиней, с идеалом женской красоты, со своим идолом, на который был готов молиться с утра до ночи. И Наивенков назначил как нельзя подходящее время. Мыслевская всё равно не явится в их тайное гнёздышко раньше девяти часов. За час он вполне успеет всё объяснить несчастному «гражданскому супругу». От Цепного моста, который некоторые называли Пантелеймоновским, несколько минут ходьбы до их квартиры, неизвестной никому.

Граф предстал перед мрачной Марфой в молочно-белом двубортном пиджаке, идеально вычищенных и выглаженных брюках, сверкающих лаком светло-бежевых ботинках. Он пригладил и без того идеально лежащие волосы и провёл ладонью по выбритому лицу. На тёмно-русые волосы был торжественно возложен небольшой белый цилиндр.

– Константиныч, позволь мне сказать.

– Марфа, не стоит. Ты всего лишь испортишь настроение, и себе и мне, – оглядев себя в зеркале последний раз, сказал хозяин и, размахивая зонтом, пошёл по коридору к лестнице.

– Остановись, подумай, что ты делаешь, – не отставала настырная экономка. – Здесь же твоя жена, дети! Ты когда последний раз дочку видел? Тебе известно, что она уже говорить умеет?

– Известно! – огрызнулся граф. – Марфа, закрой рот и стой на этом месте, пока я не выйду из дома. Ты выводишь меня из себя.

– Константиныч! – срываясь на крик, попыталась остановить его преданная Марфа. – Стой, не иди к ней. Не иди!

– Отцепись от меня, – теряя терпение, прошипел хозяин дома и с трудом преодолел лестницу.

– Ваше сиятельство, начался ливень, – предупредил появившийся в зале Мелентий. – В такую погоду лучше бы остаться дома.

– А что мне ливень? – стараясь сохранить остатки приподнятого настроения, поинтересовался хозяин дома. – Фёдор приготовил коляску?

– Разве вы давали распоряжение? – невозмутимо спросил дворецкий.

Это был слишком самонадеянный выпад в сторону хозяина. Александр Константинович дал соответствующие распоряжения почти сразу же после того, как получил письмо от Мыслевской. Марфа, стоя на площадке, на лестнице, улыбнулась дворецкому во всю ширь своего рта с большими ровными зубами и зажала кулачки.

– Мелентий, не доводи меня. Скажи, что ты сейчас оговорился. Будь хоть ты разумен.

– Александр Константинович, извините, но вы не давали распоряжений готовить коляску. Если угодно, я сейчас же прикажу Фёдору.

– Вы что! Ополоумели? Вы кем себя возомнили, плебеи?! Я приказываю вам – оставьте меня. Займитесь делом, – лицо его преобразилось до неузнаваемости. Гримаса гнева в один миг исказила лицо Александра Константиновича.

– Что там происходит? – раздался сверху слабый женский голос. – Саша, ты куда-то собрался?

Услышав голос супруги, граф в озлоблении стиснул зубы, веки его нервно задрожали.

– Довольны? – тихо прошипел он, с ненавистью уставившись на слуг. – Дорогая, мне нужно встретиться с одним клиентом. Ложись спать. Bonne nuit¹⁰.

– Саша, поднимись сюда. Я не хочу, чтобы ты куда-то уходил.

– Константиныч…

Высшая точка озлобления была достигнута. По лицу Александра Константиновича пробежала косая черта, он в гневе бросил в экономку цилиндр и закричал. В этот раз Марфа не успела отпрыгнуть, и вздрогнула от удара цилиндра, стукнувшего её лоб.

– Оставьте вы меня в покое! Я здесь хозяин! И я волен решать, куда мне идти, а куда нет. Закройся, Мелентий! Не вздумай ничего говорить.

Наверху заплакала графиня. Было слышно, как она упала на пол и забилась в истерике. Сквозь слёзы в адрес Соколовского летели проклятья, мольбы и просьбы.