В полукруглой комнате было порядком накурено. За низким столом с суровым сосредоточенным лицом сидел Лев Борисович и пускал клубы дыма. Перед ним, спинкой к двери, был поставлен деревянный стул. За соседним столиком находились медицинский эксперт и письмоводитель. По другую сторону от Утёсова сидели двое мужчин в опрятных костюмах и с тросточками. «Провинциальная аристократия», – фыркнул себе под нос Александр Константинович. За спиной следователя, у огромного окна, занавешенного алыми шторами, застыл служитель полиции ростом с добрую сажень. К нему подошёл городовой, пригласивший к допросу Соколовского, и встал рядом с товарищем у окна.
Александр Константинович стрельнул глазами влево-вправо. Франц Карлович исполнил поручение – форточка у левого окна была распахнута настежь.
– Присаживайтесь, ваше сиятельство, – сказал Лев Борисович, указывая на стул перед своим столом.
Граф Соколовский придвинул стул к себе, отдалившись от клубов дыма, и сел. Первоначальное расположение к уездному следователю окончательно улетучилось, и граф, будто с каким-то вызовом, вольготно расселся, закинув ногу на ногу.
– Вы – Александр Константинович, граф Соколовский?
– Да, так.
– Предупреждаю вас, что в суде вы можете быть спрошены под присягой, а потому прошу вас говорить правду по чистой совести-с, – пробурчал, видимо, уже не первый раз следователь и сделал короткую заминку, чтобы письмоводитель успел всё записать. – Как хорошо вы знали покойного Михаила Аристарховича?
– Я его вообще раньше никогда не видел, – сказал граф и откинул волосы назад.
– Вот как? Зачем же вы сюда приехали?
– Мой покойный батюшка задолжал Барсукову крупную сумму, выплатить которую для меня ныне обременительно. Затем я приехал, чтобы договориться об условиях возврата долга.
– Большие деньги должны? – спросил один из провинциальных аристократов.
– А это вопрос личного характера. Я на него отвечать не буду. К тому же не вы мне задаёте вопросы. Да и кто вы такие, мне не было представлено.
– Это уважаемые городом лица, – пояснил Утёсов. – И здесь в качестве понятых для осмотра. Так-с. А какие между вами и покойным Михаилом Аристарховичем были отношения?
– Никаких. Говорю же, я его лично впервые увидел.
Далее Лев Борисович попросил рассказать, как проходил ужин. Александр Константинович всё подробно рассказал, не забыв упомянуть, как Барсуков вывел всех в отдельную комнату, где представил гостям собственную скульптуру. По словам графа, к столику с чаем, который, вероятнее всего, и был отравлен, подходили практически все.
– Но подсыпать яд было бы удобнее лишь трём лицам. Я могу назвать их.
– Это очень важно-с.
– Господин Хитров, – произнёс Александр Константинович. – Я как раз отвлёкся, когда он подошёл к чаю, а госпожа Мыслевская сидела к нему спиной. Госпожа Хитрова, даже при полной её невиновности, могла утаить, что супруг подсыпал яд. Слуги в тот момент уже вышли из столовой, а остальные гости ещё не вернулись. Я никого не обвиняю – у меня пока нет доказательств.
Граф с негодованием заметил, как один из понятых насмешливо прошептал что-то на ухо Утёсову.
– Так же странной мне показалась беседа Отто Германовича и Михаила Михайловича. Они на время заслонили собой чайный столик. И каждый из них находился в одиночке у подноса с чаем в то время, когда кружка Михаила Аристарховича ещё была на подносе. Мне кажется, этот эпизод имеет ключевое значение: Отто Германович попросил Михаила Михайловича подойти под абсолютно глупым, как я уже понимаю, предлогом. Будто-то на стекле над фотографией покойного появилась какая-то трещина. А никакой трещины там нет.
– Так на кого вы намекаете? Не пойму. На сына или на управляющего? – спросил тот же понятой, что спрашивал про сумму долга.
– Пока ни на кого. Я привлекаю внимание следствия, что, как минимум, три лица могли воспользоваться удобным случаем и отравить Барсукова, если у них имелись худые помыслы.
– У хозяина дома имелась особая кружка, из которой пил только он. Вам это было известно? – спросил Лев Борисович.
– Да. Я пребываю в этом доме уже третий вечер и успел запомнить, что самая большая кружка с позолоченным орлом принадлежит Михаилу Аристарховичу.
– Это важно-с. Значит, все знали, что пить Барсуков будет только из этой кружки и ни из какой другой. А с кем-нибудь из присутствующих в доме вы были знакомы-с раньше?
– Франц Карлович – мой секретарь. И Марфа Кондратьевна – моя экономка. Мне хорошо знаком Фёдор Иванович. Но больше по слухам, лично я ним стараюсь не встречаться.
– Отчего же?
– Это вопросы личного характера. Я отвечать не буду, – граф надменно осмотрел сидящих перед ним.
– Ваше сиятельство-с, – невозмутимо произнёс следователь и бросил окурок в пепельницу, наполненную горой пепла и выкуренных сигар. – Напоминаю вам, что в ваших интересах сотрудничать со следствием и не вызвать к себе предвзятого отношения. А манеры ваши вызывают отторжение. Этого писать не нужно. Попытайтесь в дальнейшем отвечать искренне и без высокомерия.
– Попытайтесь, прежде чем задавать вопрос, подумать.