Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

У Олега Григорьева речь идет о том, что человек видит во сне мать, которая бьет его, но, когда он просыпается, оказывается, что его будит (расталкивает) невеста. Сон отнесен к прошлому: сейчас эта бывшая невеста – его жена. Возможно, сон снится сейчас, но его событийное содержание связано с прошлым. Основное повествование ведется в настоящем историческом (настоящем образном) времени, так как рассказывается о том, что было раньше. Форма будет имеет значение будущего опережающего. Для момента речи актуально слово жена. Для момента действия – не жена, а то, что … женою будет. Но знание об этом прошлому не принадлежит. Слова даже еще; еще когда-то – это интенсификаторы, характеризующие отдаленность будущего от прошлого. Ими обозначено знание, свойственное времени речи, но не времени действия. Любопытно, что в сочетаниях даже еще и еще когда-то слово еще имеет противоположные значения ‘пока еще’ и ‘потом’. Такой запутанный дейксис, при котором событийная последовательность находится в противоречии с перцептивной, предстает изобразительным по отношению к заглавию стихотворения: лента Мёбиуса является геометрической моделью преобразования внешней стороны плоскости во внутреннюю. Примечательно, что свойства пространства, моделируемые лентой Мёбиуса, находят в стихотворении Олега Григорьева свое соответствие в темпорально-дейктических категориях.

Возможно, что это описание сновидения говорит о том же, о чем сказано у Павла Флоренского: во сне время идет, «выворачиваясь через себя самого», оказывается «обращенным от будущего к прошедшему, от следствий к причинам», то есть ирреальное время оказывается противоположно направленным по отношению к реальному. Например, человек посыпается от хлопка двери, а перед пробуждением видит во сне действия и события, которые заканчиваются выстрелом (Флоренский 2001: 524–528).

Б. А. Успенский объясняет явление, описанное Флоренским, семиотической отмеченностью запомнившихся эпизодов сна: в памяти остается только то, что важно, что имеет результат (Успенский 1994: 21). В стихотворении Олега Григорьева такой семиотической отмеченностью обладают понятия «мать», «невеста», «жена».

Стихотворение напоминает и о теории З. Фрейда, согласно которой человек в своем подсознании идентифицирует мать и жену.

Глагол быть в функции глагола-связки, частицы было и в экзистенциальной функции

Современные поэты довольно часто актуализируют противоречие между двумя функциями глагола быть – связочной и экзистенциальной.

Например, формула извинения я больше не буду с незамещенной позицией инфинитива переосмысливается таким образом, что десемантизированная связка, становится высказыванием о прекращении бытия:

девочка плачет
я больше не буду
за мамой я больше
несётся не буду
и плачет и плачет
я больше не буду я
больше не буду

так все мы когда-то

я больше не буду
кричали и плакали
больше не буду
когда же отчетливо вдруг понимаешь
что больше не будешь
что ты лишь однажды
и больше не будешь не будешь не будешь
становится страшно
и хочется плакать

Борис Гринберг. «девочка плачет…»

[520] ;

Прости меня, пожалуйста,
Я больше не буду…

Я БОЛЬШЕ НИКОГДА УЖЕ НЕ БУДУ

.ВЕСЬ ВЫШЕЛ В ГУЛЕВОЕ СЛОВО – «БЫЛ».
Я В ОДИНОЧЕСТВЕ СОЛГАЛ СВОЮ СВОБОДУ.
Я ПЕРЕВЕЛ В СТИХИ СВОЮ ЛЮБОВЬ.

Виктор Ширали. «Фарс-реквием Алине Быховской»

[521].

Константин Кедров-Челищев разделяет реплику-вопрос где ты был? на две реплики:

Чижик-пыжик,
где ты был?
Чижик-пыжик,
где ты?
– Был.

Константин Кедров-Челищев. «Утверждение отрицания» / «Апофатическая поэма»

[522] ;

Евгений Рейн усиливает экзистенциальное значение глагола многократным повтором-полиптотоном[523], имитирующим косноязычие и напоминающим междометие бла-бла-бла: