Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020

Но мужи где? Не их ли, приведя
К Тринакрии, я вел к быкам ревущим?..
Но волны топкие и, полные дождя,
Завесы Зевсовых быков ревели пуще.

Ответствуйте! Где все они? Куда

Сокрылись? Где страна, страна чужая,
В которой адресаты без следа
Рассеяны, вестей меня лишая?

О, как они глядели на меня,

Когда ревело мясо, бычьи шкуры
Метались и гремела толкотня
Слепящих туч карающей Пандоры!

Олег Охапкин. «Возвращение Одиссея»

[533] ;

У щуки уже сейчас
чешуя цвета консервной банки,
цвета вилки в руке

.

Иосиф Бродский. «Элегия»

[534].

рыба, подумав про
свое консервное серебро

,

уплывает заранее

Иосиф Бродский. «Келломяки»

[535] ;

свет звенит над нами ярок
корм резвится в тёплой луже

жизнь похоже не подарок

но не жить гораздо хуже

Алексей Цветков. «жизнь больному не убыток…»

[536].

В таких контекстах существительные приобретают событийное значение, устанавливаются дейктические отношения между подлежащими и сказуемыми. В подобных перифразах можно видеть и метонимический перенос, основанный не на пространственной смежности, что типично для метонимии, а на временнóй.

В тексте Олега Охапкина слова мясо, шкуры, являясь образами смерти, обозначают состояние, будущее по отношению к предикатам ревело, металось. Существительные мясо и шкуры относятся ко времени повествования, а глаголы ревело и металось – ко времени действия.

У Бродского в поле темпоральности включаются обозначения консервной банки и вилки, у Цветкова – называние червяков кормом. Интонация текстов Охапкина и Бродского трагическая.

Есть, конечно, примеры и повеселее, однако не без грустно-иронической рефлексии на тему бессмертия во всемирной славе:

Великой назваться ли может страна
с наследьем больным и тревожным,
столица которой была сожжена
каким-то слоеным пирожным?

Николай Голь. «Тост»

[537] ;

так вы говорите что трансперсонален
абсентиализм мультимедиа-арта?
быть может хоть я и подумал что сталин
не станет пирожным как буонапарте

Евгений Бунимович. «Ночной диалог»

[538].

В следующем тексте отчетливо выражен комический эффект:

…эти голые тети и голые дяди
называются ПЛЯЖ, которого ради

эти голые дяди и голые тети

прилетели с нами на самолете

и теперь чередуют два-рубля-койку

с местом под солнцем, постольку поскольку

эти голые дяди и голые тети

обалдели за зиму на работе…

Евгений Бунимович. «Место под солнцем»

[539].

Здесь временный атрибут голые представлен как постоянный. В данном случае тот признак, который является актуальным для момента речи, не может быть актуальным для момента действия. Обнаженность людей на пляже естественна (качество гармонирует с временем и пространством), но локализаторы на самолете и на работе переносят названное качество в иное время и пространство, где это качество крайне неуместно. Постоянство атрибута спровоцировано анафорической структурой текста. В актуальном членении первого предложения атрибут голые является существенным элементом темы, а в других предложениях он приходит в противоречие с ситуацией.

Поэтическое словоупотребление показывает, что в принципе любое слово может быть показателем времени:

Сто тысяч сигарет тому назад
таинственно мерцал вечерний сад:
а нынче ничего нам не секрет
под пеплом отгоревших сигарет.

Игорь Губерман. «Сто тысяч сигарет тому назад…»

[540] ;