Грань безумия

Оглядываюсь по сторонам – по потолку течёт тень. Ветерок доносит запах тошнотворной гнили.

Я сглатываю.

– Доктор. – Он не слышит, что-то увлеченно шипит льняному костюму. – Корженёв, слушайте! – повышаю я голос.

Он смотрит на меня шальными глазами. Всё понимает и бежит к выходу, опрокинув стул. Я бегу за ним.

Оглядываюсь – человек с кристаллическими глазами недоуменно вертит головой. Что-то замечает в глубине зала и тоненько визжит.

Мы уже в машине. BMW урчит, рвёт с места.

С того дня Корженёв селит меня рядом со своей квартирой при институте.

* * *

Мир вокруг меня расплывается, все чаще я не могу понять, где заканчивается Изнанка, где начинается привычная реальность. Видимо, теперь для меня чёткой границы нет, надо это осознать.

Я ухожу из квартиры, которую предоставил мне институт, и частенько брожу по местам наших с Корженёвым встреч. Теперь я могу найти дорогу туда.

Но со мной не говорят.

Дверь во дворе с аркой открывается, но за ней лишь пустой огромный зал. Никого.

В кафе и подъездах, где шепчется со странными созданиями доктор, тишина и непонимающие взгляды.

Парень со странными волосами-лентами кивает на стену, где кто-то нацарапал: «Живи, умри и снова». И уходит.

Рядом с магазином, где Корженёв покупал что-то шевелящееся и пищащее, – женская головка и чёрным «Свято место пусто».

Знаки, на которые я тоже раньше не смотрел. Теперь – вижу, но разгадать пока не могу.

Но я упрям, и, чтобы я отвязался, мне начинают бросать обрывки фраз.

Дородная тётка в бигуди, за спиной которой плавает в дверном проёме коричневый студень, цедит:

– Из Института он ходит. Сам спрашивай.

И захлопывает дверь.

Я не говорю об этом доктору, а Неприметный больше за мной не следит. Или я его не замечаю.

Мы посещаем все более странные места.

В одной из башен Москва-Сити мы пересаживаемся из одного лифта в другой.

Выходим на этаже, где явно идёт ремонт. Лежат мешки. С цементом?

Не знаю, слишком странный запах. В углу стоят козлы из тёмного тяжелого на вид дерева, свисает с потолка проводка.

Корженёв с портфелем – коричневый, потёртый, тот, что получил от кого-то в клубе. Перешагиваем через сложенные в дверном проёме декоративные панели – на них вырезаны раззявленные в крике детские лица, – идём сквозь пустые стылые комнаты.

Корженёв отодвигает шуршащую пластиковую завесу. Комната освещена подвешенной к потолку «времянкой». В центре сидят кругом десять человек в коричневых балахонах. К бритым головам присосались скользкие на вид полупрозрачные трубки-черви. Они огромны. Хлюпающие, мерно сокращающиеся тела исчезают в темноте под потолком. Внутри полупрозрачных туш клубится чёрно-красное.

Похоже, что меня сейчас стошнит.

Корженёв расстёгивает портфель, достаёт громоздкий свёрток. Раскатывает на полу – это чехол, полный странных, очень старых на вид инструментов. В левую руку он берет широкий изогнутый нож, покрытый полустёртыми знаками, в правую – квадратную склянку толстого стекла. У неё откидывающаяся крышка, как на банках с вареньем, и мне становится от этого очень смешно.

Сдерживаюсь, чтобы не захихикать. Корженёв делает шаг и аккуратно перерезает червя прямо над головой одного из сидящих.

Подставляет склянку, в неё с мерзким хлюпаньем шлёпается комок сероватой слизи. Еще один.

Доктор закрывает склянку, ставит её на пол. Садится на корточки, придерживает за плечи человека в балахоне – тот заваливается на бок, страшно белеют закатившиеся глаза.

В руке Корженёва пробирка – в такие берут кровь. Он ловко проводит лезвием по шее человека в балахоне. Там, где сонная артерия. Кровь почему-то бежит вяло. Она почти чёрная, густая, комковатая. Не может быть такой крови у человека.

Пробирка наполняется, он затыкает её, прячет в карман.

Спокойно собирает инструменты, прячет склянку со слизью и командует:

– Теперь уходим.

Но идёт почему-то не к лифтам, а дальше – в тёмный, пахнущий сырым цементом коридор. Я иду следом. Меня трясёт. Прислушиваюсь – нет, это не предчувствие, не то, что было на платформе.

Это потому, что минуту назад врач, который собирал мой мозг, вскрыл артерию кому-то, похожему на человека, и оставил умирать.

А с чего я взял, что умирать?!

Доктор открывает незаметную, запачканную цементом дверь и кивает:

– Проходите.

Делаю шаг и жмурюсь от солнца.

Мы стоим во дворе, рядом с песочницей мальчик стучит красным мячом в серый асфальт.

Пахнет пыльной листвой.

* * *

Неделю Корженёв не выходит из своего кабинета. Требует, чтобы я все время был рядом, – сижу в комнате напротив, читаю, смотрю телевизор, брожу по Сети, дурею от скуки.

Пытаюсь найти хоть какие-то зацепки, следы Изнанки, голова пухнет от идиотских фальшивок и творчества сумасшедших.

Лишь на одном сайте, где люди делятся крипипастами, натыкаюсь на историю, похожую на ту, что случилась со мной. Когда что-то в серых лохмотьях скреблось в соседские двери.

Пытаюсь связаться с человеком – пользователь удалил свой аккаунт.

Тупик.

Корженёв входит без стука.

– Собирайтесь, едем.